— Ты не имеешь права! — крикнул Вар, сжав кулаки. — Кто ты такой, Катон? Ты — экс-претор, который не смог даже выбиться в консулы, и ничего больше собой не представляешь. Если бы у тебя не было луженой глотки, ты был бы ничем!
— Да я и не спорю, — ответил Катон, не обижаясь.
— А я оспариваю твое решение. И даже больше, чем Вар! — злобно прорычал Лабиен, скаля зубы. — Мне надоело воевать за других, не имея плаща генерала!
— Алый цвет не подходит к цвету твоего лица, Лабиен, — дерзко заметил Секст Помпей. — Успокойтесь, господа, Катон прав. Кто-то должен принять решение, и у него есть на то основания, ибо сам он не претендует на командирский пост.
— Если нет, Катон, то чего же ты хочешь? — вопросил Вар.
— Стать префектом Утики, — нормальным голосом ответил Катон. — Эта работа как раз по мне. Я с ней справлюсь. Однако, Вар, ты должен найти мне приличный дом. Квартира, которую я арендую, слишком мала.
Секст пронзительно вскрикнул и засмеялся.
— Молодец, Катон!
— Quin taces! — крикнул Луций Манлий Торкват, сторонник Вара. — Закрой свой рот, молодой Помпей! Кто ты такой, чтобы аплодировать действиям правнука раба?
— Не отвечай ему, Секст! — прогремел Катон.
— Что происходит? — строго спросил Юба на греческом. — Решение принято?
— Принято, царь, — ответил Катон по-гречески. — Теперь о тебе. Твоя функция — снабжать нашу армию дополнительными войсками, но Цезаря здесь еще нет. Значит, и от тебя пока что нет пользы. Ты можешь ехать домой.
Какое-то время Юба молча слушал, что шепчет Вар ему в ухо.
— Я одобряю твое решение, Марк Катон, но не манеру, в какой ты огласил его, — царственным тоном произнес он. — Однако я не поеду домой. У меня есть дворец в Карфагене, и я буду жить там.
— Что до меня, царь, ты можешь залезть хоть в задницу и устроиться там, свесив ноги, но предупреждаю: занимайся Нумидией и не вмешивайся в дела римлян. Нарушишь приказ — и я велю тебе собирать барахло, — сказал Катон.
Расстроенный, мрачный, с пошатнувшейся верой в себя, Публий Аттий Вар сделал вывод, что лучший способ поладить с Катоном — дать ему все, что он просит, и постараться не видеться с ним. Поэтому Катон переехал в очень приличный дом на главной городской площади, по соседству с портом, но не на его территории. Владелец дома, отсутствующий зерновой плутократ, был сторонником Цезаря и поэтому не мог бы протестовать, даже если бы и захотел. В доме имелись полный комплект прислуги и управляющий с подходящим ему именем Прогнант, что означает «выдвинутая челюсть», — очень высокий человек с мощной нижней челюстью и нависающим лбом. Катон набрал еще свой собственный штат служащих (за губернаторский счет), но согласился и на услуги агента хозяина дома, некоего Бута, когда Вар прислал его.
Решив эту проблему, Катон созвал триста самых влиятельных в городе лиц.
— Те из вас, у кого есть скобяные лавки и мастерские, должны перестать делать котлы, горшки, ворота и плужные лемехи, — объявил он. — Отныне от вас потребуются мечи, кинжалы, наконечники копий, шлемы и кольчуги. За все, что вы сможете изготовить, буду платить я как заместитель губернатора Утики. Занимающиеся строительством начнут немедленно строить силосные ямы и новые склады. Утика должна обеспечить нашу армию всем необходимым. Каменщики, я хочу усилить наши фортификационные линии и стены, чтобы они могли выдержать осаду посерьезнее той, что в конце концов уничтожила Карфаген, прославив Сципиона Эмилиана. Подрядчики в доках сосредоточатся на поставках продовольствия и военной техники, поэтому запрещается завозить в город духи, пурпурные красители, красивые, но непрочные ткани, мебель и тому подобную ерунду. Любой корабль с грузом, не отвечающим военным нуждам, будет отправлен обратно. И наконец, все мужчины от семнадцати до тридцати лет должны записаться в отряды гражданской милиции. Их вооружат и обучат. Завтра утром на плацу Утики мой центурион Луций Гратидий начнет тренировки. — Он оглядел пораженных дельцов. — Вопросы есть?
Вопросов не было, и Катон отпустил всех.
— Вполне очевидно, — сказал он Сексту Помпею (который в отсутствие Цезаря решил держаться поближе к нему), — что они стосковались по твердой руке.
— Жаль, что ты все время утверждаешь, будто у тебя нет воинский жилки, — с искренней горечью заметил Секст. — Мой отец всегда говорил, что хороший генерал больше заботится о подготовке к сражению, чем о нем самом.
— Поверь мне, Секст, я не могу руководить войском! — раздраженно ответил Катон. — Это особый дар богов, щедро отпущенный таким людям, как Гай Марий или Цезарь. Людям, которые видят ситуацию и тут же понимают, где самое слабое место у противника, чем может помочь ландшафт и где могут дрогнуть их собственные войска. Дай мне хорошего легата и хорошего центуриона, и я выполню все, что они мне прикажут. Но сообразить сам, что надо делать, я не могу.
— Ты очень строг к себе, — сказал Секст. Он подался вперед, карие глаза сверкнули. — Но скажи мне, дорогой Катон, есть ли эта способность командовать у меня? Мое сердце говорит мне, что есть, ибо, послушав всех этих дураков, превозносящих себя до небес, самый безнадежный идиот поймет, что нет у них никакого таланта. Я прав?
— Да, Секст, ты прав. Всегда сверяйся со своим сердцем. Оно тебя не подведет.
За два рыночных интервала в Утике установился новый, военный ритм жизни, и это вроде бы нравилось городу. Но потом в дом возле порта пришел Луций Гратидий, чем-то обеспокоенный.
— Что-то происходит, Марк Катон, — сказал он.
— Что?
— Моральный дух парней не так высок, каким должен бы быть. Моя молодежь приуныла, считает, что все наши усилия напрасны. Поговаривают, что Утика втайне симпатизирует Цезарю и что в ней деятельно работают его эмиссары. — Он помрачнел. — А наш нумидийский друг, царь Юба, будто бы до такой степени уверовал в это, что собирается взять Утику штурмом и покарать всех изменников. Но я думаю, что именно Юба и распускает все эти слухи.
— Ага! — воскликнул Катон, вскакивая. — Я целиком согласен с тобой! Да, Гратидий. Это Юба мутит здесь воду, а не какие-то мифические сторонники Цезаря. Его цель — заставить Метелла Сципиона уступить свое место ему. Нумидиец хочет командовать римлянами! Ничего, я его урезоню! Вот ведь наглец!
Разгневанный Катон поспешил в Карфаген, во дворец, где некогда царевич Гауда, претендент на нумидийский трон, хандрил и хныкал, пока Югурта воевал с Гаем Марием. Здание более грандиозное, чем резиденция губернатора в Утике, отметил он, слезая с двуколки, запряженной двумя мулами. На нем была toga praetexta с пурпурной каймой, с безукоризненно уложенными складками. Впереди шесть ликторов в алых туниках, с топориками в фасциях — знак больших полномочий. Следом за ними Катон прошел во дворец, коротко, по-хозяйски кивнув оторопевшей охране.
«Все-таки каждый раз это срабатывает, — подумал он. — Один взгляд на ликторов, на топорики, на белую с пурпуром тогу — и даже стены Илиона готовы упасть».
