Голос его изменился, стал суровым.
— Я расправился с пехотой Секста Помпея так же сурово, как с его матросами и гребцами. Рабы были возвращены своим хозяевам с просьбой никогда не освобождать их. Если их прежних хозяев нельзя было найти, потому что Секст Помпей убил их, этих рабов сажали на кол. Да! На кол! Через прямую кишку в жизненно важные органы. Вольноотпущенников и иноземцев выпороли и поставили на лоб клеймо. Адмиралов казнили. Экс-триумвир Марк Лепид хотел ввести их в состав своих легионов, но Рим не нуждается в таких мерзавцах и не потерпит их. Они или умерли, или стали рабами. И это правильно. Консулы, преторы, эдилы, квесторы и военные трибуны Рима имеют определенные обязанности и должны исполнять их с усердием и эффективно. Консулы вырабатывают законы и санкционируют предприятия. Преторы заслушивают судебные иски, гражданские и уголовные. Квесторы следят за деньгами Рима, будь это квесторы казначейства, или какого-то губернатора, или порта. Эдилы служат самому Риму, следя за состоянием водного снабжения, стоков, рынков, зданий и храмов. Как триумвир, отвечающий за Рим и Италию, я буду внимательно следить за магистратами и позабочусь о том, чтобы это были хорошие магистраты.
Он озорно улыбнулся, блеснули белые зубы.
— Я признателен за мои позолоченные статуи, поставленные на Форуме, — это говорит о том, что я восстановил порядок на суше и на море. Но больше всего я ценю хорошее руководство. И Рим еще не настолько богат, чтобы позволить себе тратить на статуи деньги из своих доходов. Тратьте разумно, почтенные отцы!
Он сделал несколько шагов, потом повернулся к возвышению и остановился, собираясь произнести заключительную часть своей речи, к облегчению присутствующих оказавшуюся короткой.
— Последнее, но не менее важное, почтенные отцы. До меня дошли слухи о том, что император Марк Антоний одержал большие победы на Востоке, что его лоб венчает лавровый венец и что у него огромные трофеи. Он дошел даже до Фрааспы, что в двухстах милях от Экбатаны, и везде побеждал. Армения и Мидия у его ног, их цари — его вассалы. Поэтому давайте проголосуем за двадцатидневное благодарение в честь его подвигов. Кто согласен, скажите «да»!
Крики «да!» потонули в топоте ног, в аплодисментах. Октавиан сосчитал голоса. Да, все еще около семисот сторонников.
— Я их опередил! — самодовольно сообщил он Ливии Друзилле, вернувшись домой. — Я не дал его сторонникам возможности прокричать с места о подвигах Антония.
— Разве еще никто не знает о поражении Антония? — удивилась она.
— Кажется, не знают. Предложив проголосовать за благодарение, я лишил их возможности поспорить.
— И предотвратил предложение проголосовать за победные игры в его честь и еще за что-нибудь, что станет известно всем, вплоть до неимущих, — сказала она, очень довольная. — Отлично, любовь моя, отлично!
Он притянул ее к себе на ложе и стал целовать ее веки, щеки, ее восхитительный рот.
— Я хотел бы заняться с тобой любовью, — шепнул он ей на ухо.
— В чем же дело? — выдохнула она, беря его за руку.
Обнявшись, они покинули гостиную Ливии Друзиллы и прошли в ее спальню. «Сейчас, пока он этого хочет! Сейчас, сейчас!» — думала она, срывая одежды с себя, с него. Потом она легла на кровать, приняла соблазнительную позу. «Целуй мои груди, целуй мой живот, целуй ниже, покрой всю меня поцелуями, наполни меня своим семенем!»
Через шесть рыночных интервалов Октавиан снова созвал сенат, вооружившись горой свидетельств, которые могли и не понадобиться, но которые он должен был иметь под рукой на всякий случай. На этот раз он начал с объявления, что в казне теперь достаточно денег, чтобы простить одни налоги и уменьшить другие. И объявил, что надлежащее республиканское правление вернется, как только кампания в Иллирии закончится. Триумвиры перестанут быть необходимыми, кандидаты в консулы смогут выдвигать свои кандидатуры без одобрения триумвиров. Сенат будет верховным органом, собрания будут собираться регулярно. Все это было встречено с одобрением и громкими аплодисментами.
— Однако, — и голос его зазвенел, — прежде чем я закончу, я должен обсудить дела на Востоке. То есть дела императора Марка Антония. Во-первых, Рим получал ничтожно малую дань от провинций Марка Антония с тех пор, как он стал триумвиром Востока после Филипп, около шести с половиной лет назад. То, что я, триумвир Рима, Италии и островов, смог снизить одни налоги и отменить другие, — это моя заслуга, без помощи Марка Антония. И прежде чем кто-либо на передних или средних скамьях вскочит, чтобы напомнить мне, что Марк Антоний дал мне сто двадцать кораблей для кампании против Секста Помпея, я должен всем вам сказать, что он потребовал плату от Рима за эти корабли. Да, он выставил счет Риму! Я слышу, как выспрашиваете «сколько?». Сорок восемь тысяч талантов, почтенные отцы! Сумма, составлявшая сорок процентов содержимого подвалов Секста Помпея! Остальные шестьдесят шесть тысяч талантов пошли Риму, не мне. Я повторяю, не мне! Они пошли на уплату огромных общественных долгов и на урегулирование зерновых запасов. Я — слуга Рима, я не хочу быть хозяином Рима! Я могу получить доход, но только если этот доход — освященный веками обычай. Те сто двадцать кораблей стоили по триста шестьдесят шесть талантов за корабль, и Антоний их одолжил, а не дал. Новая квинкверема стоит сто талантов, но мы вынуждены были нанять флот Марка Антония. В казне не было денег, но мы не могли позволить себе отложить нашу кампанию против Секста Помпея еще на год. Поэтому от имени Рима я согласился на это вымогательство, ибо это настоящее вымогательство!
К этому времени на скамьях поднялся шум, сидевшие выкрикивали кто оскорбления, кто похвалу. Семьсот сторонников Антония понимали, что должны защищаться, и кричали громче всех. Октавиан с бесстрастным лицом ждал, когда все успокоятся.
— Но получила ли казна эти шестьдесят шесть тысяч талантов? — спросил Попликола. — Нет! Только пятьдесят тысяч были положены в казну! Где остальные шестнадцать тысяч? Может быть, они осели в твоих подвалах, Октавиан?
— Нет, не осели, — мягко ответил Октавиан. — Ими заплатили римским легионам, чтобы предотвратить серьезный мятеж. Тема, которую я намерен обсудить с членами этой палаты в другой раз, ибо это должно прекратиться. Сегодня палата обсуждает правление Марка Антония на Востоке. Это мошенничество, почтенные отцы! Обман! Магистраты Рима ничего не знают о деятельности Антония на Востоке, а казна Рима не получает дань с Востока!
Он замолчал, посмотрел на скамьи сначала справа, потом слева, остановил взгляд на сторонниках Антония, которые стали отводить глаза. «Да, — подумал Октавиан, — они знают. Неужели они думали, что я не узнаю? Неужели они считали, что я был искренен, когда предложил проголосовать за благодарение в честь Антония?»
— Все на Востоке — обман, — громко произнес он, — вплоть до сообщений о победах Марка Антония над парфянами. Не было побед, почтенные отцы. Никаких. Наоборот, Антоний потерпел поражение. До того как он получил свой триумвират, летний дворец царя парфян в Экбатане уже имел семь римских орлов, утраченных, когда Марк Красс и семь легионов были уничтожены при Каррах. Позор для всех истинных римлян! Потеря орла означает потерю легиона в обстоятельствах, когда после сражения поле боя остается в руках неприятеля. Эти семь орлов символизируют позор Рима. Но они были единственными, которыми располагает враг. Да, я говорю это в прошедшем времени. Специально! Ибо за шесть с половиной лет, в течение которых Марк Антоний управлял Востоком, еще четыре наших орла ушли в летний дворец в Экбатане! Их потерял Марк Антоний! Первые два принадлежали двум оставленным в Сирии легионам Гая Кассия, которым Марк Антоний доверил защиту Сирии, пока он бражничал в Афинах после вторжения парфян. Что он обязан был сделать? Остаться в Сирии и выгнать врага! Но он не сделал этого! Он убежал в Афины продолжать свой беспутный образ жизни! Его губернатор Сакса был убит, и другой Сакса, его брат, тоже. Возвратился ли Антоний, чтобы отомстить за них? Нет! Не возвратился! Он управлял тем, что у него осталось, из Афин, и когда парфян выгнали, их победителем был Публий Вентидий, обыкновенный заводчик мулов! Хороший человек, великолепный военачальник, человек, которым Рим может гордиться, гордиться, гордиться! А его начальник в это время бражничал в Афинах, делая краткие вылазки по Адриатике, чтобы досаждать мне, своему коллеге, потому что я не выполнил то, что обозначено в нашем соглашении. Но я выполнил и, когда пришло время, лично приехал туда. То, что я доверил командование в моей кампании Марку Агриппе, было продиктовано соображениями здравого смысла. Он намного лучший военачальник, чем я или, как я подозреваю, Марк Антоний. Я предоставил Марку Агриппе свободу действий, а Антоний связал Вентидия по рукам и ногам. Вентидий должен был сдерживать парфян для своего начальника, пока его начальник не соизволит поднять свою крепкую задницу, будь это пять месяцев или пять лет! К счастью для Рима, Вентидий проигнорировал его приказ и выгнал парфян. Но я думаю, почтенные отцы, что, если бы Вентидий подчинился его приказу, Антоний привел бы легионы к поражению! Вот как сейчас!
