Октавиан повернулся в объятиях Агриппы, но не освободился от них.
— Ливия Друзилла, я снова живу! Марк Агриппа вернулся домой!
Агриппа увидел овальное личико с безупречной кожей цвета слоновой кости, рот с полными чувственными губами, сияющие темные глаза. Если она и нашла ситуацию странной, то не подала виду, даже в ее выразительных глазах ничто не отразилось. Лицо озарилось радостной улыбкой. Она слегка коснулась руки Агриппы, нежно погладила ее.
— Марк Агриппа, как хорошо, что ты здесь! — сказала она, но потом нахмурилась. — Но твой триумф!
— Он отказался от триумфа, чтобы увидеть меня. — Октавиан взял жену за руку, а другой рукой обнял Агриппу за плечи. — Пойдем сядем где-нибудь, где будет удобно и никто не помешает. Ливия Друзилла обеспечила меня самой эффективной рабочей силой, но лишила уединения.
— Значит, новый вид дома Цезаря — твоя работа, госпожа? — спросил Агриппа, утопая в позолоченном кресле в чехле из мягкой пурпурной парчи и принимая хрустальный бокал неразбавленного вина. Он отпил немного, засмеялся. — Гораздо лучше, чем то вино, которым угощал ты, Цезарь! Я так понял, если вино без воды, значит, мы что-то празднуем?
— Ничего более важного, чем твое возвращение. Моя Ливия Друзилла — чудо.
К удивлению Агриппы, Ливия Друзилла не ушла, хотя жена и должна была бы уйти. Она выбрала для себя большое пурпурное кресло и села в него, поджав под себя ноги. Взяла бокал от Октавиана, кивком поблагодарив его. Ого! Дама допущена на совет!
— Каким-то образом я должен пережить еще один такой же год, — сказал Октавиан, поставив свой бокал после тоста. — Если только ты не думаешь, что мы сможем начать действовать в наступающем году.
— Нет, Цезарь, не сможем. Порт Юлия не будет готов до лета. Так сообщает Сабин в своем последнем письме ко мне, и это дает мне восемь месяцев, чтобы вооружиться и обучить людей. Поражение Секста Помпея должно быть окончательным и бесповоротным, чтобы он никогда больше не поднялся. Для этого нам нужно найти где-то хотя бы сто пятьдесят военных кораблей. Верфи Италии не могут дать достаточного количества.
— Есть только один источник, способный их дать, и это наш дорогой Антоний, — горько проговорил Октавиан. — Он, и только он один, причина всего этого! Сенат ест с его руки, и ни один бог не может сказать мне почему! Казалось бы, эти дураки должны кое-что понять, живя в таком аду, но нет! Верность Марку Антонию значит больше, чем набитые животы!
— Ничто не изменилось со времен Катулла и Скавра, — сказал Агриппа. — Ты переписываешься с ним?
— Я как раз писал ему, когда ты появился на пороге. Тратил лист за листом хорошей бумаги, пытаясь найти правильные слова.
— Сколько времени прошло с вашей последней встречи?
— Больше года, после того как он взял Октавию и детей в Афины. Прошлой весной я писал ему, просил встретиться со мной в Брундизии. Но он подвел меня, явившись без своих легионов и очень быстро, а я все еще находился в Риме, ожидая его ответа. Он вернулся в Афины и прислал мне отвратительное письмо, грозя отрубить мне голову, если я не явлюсь на следующую встречу с ним. А потом он поехал в Самосату, поэтому встреча не состоялась. Я даже не уверен, что он вернулся в Афины.
— Не будем больше говорить об этом, Цезарь. Что нам делать с зерном? Как-то ведь надо кормить Италию, и дешевле, чем, по словам Мецената, мы можем.
— Ливия Друзилла говорит, что я должен занять необходимую сумму у плутократов, но я не хочу это делать.
Ну-ну! Хороший совет от маленькой черной птички!
— Она права, Цезарь. Заем лучше, чем налог.
Ливия Друзилла с удивлением посмотрела на Агриппу. Она очень боялась этой встречи, убежденная, что самый любимый друг Цезаря будет ее врагом. Мужчины не приветствовали женщин на советах, и хотя она знала, что права, таким мужчинам, как Статилий Тавр, Кальвизий Сабин, Аппий Клавдий и Корнелий Галл, очень не нравилось видеть, как восходит ее звезда. Увидеть, что Агриппа на ее стороне, было большим подарком, чем ребенок, появления которого она тщетно ждала.
— Они меня выжмут.
— Лучше, чем первосортную губку, — улыбнулся Агриппа. — Однако деньги у них, и пока Антоний не поднимет задницу и не наведет порядок на Востоке, они не получат прибыли с Востока, их самого большого источника дохода.
— Да, я понимаю, — грубовато ответил Октавиан, не очень желавший следовать разумному совету относительно вещей, по которым он сам уже принял решение. — Мне не нравится платить проценты — они берут двадцать процентов, причем сложных.
Время отступить. Агриппа принял смущенный вид.
— Сложных?
— Да, проценты от процентов. Это сделает их кредиторами Рима лет на тридцать-сорок, — пояснил Октавиан.
— Цезарь, дорогой, ты сомневаешься, а ты не должен сомневаться, — сказала Ливия Друзилла. — Подумай! Ты же знаешь ответ.
Забрезжила знакомая улыбка. Октавиан тихо засмеялся.
— Ты имеешь в виду подвалы Секста Помпея, в которых хранятся его незаконные доходы?
— Она именно это имеет в виду, — сказал Агриппа, взглядом поблагодарив Ливию Друзиллу.
— Я думал об этом, но еще больше, чем заем у плутократов, мне не нравится отдавать плутократам содержимое подвалов Секста, когда все закончится. — Он вдруг лукаво посмотрел на них. — Я предложу им двадцать сложных процентов, а сам широко раскину сеть, чтобы поймать в нее несколько сенаторов Антония. Сомневаюсь, что кто-нибудь откажет мне на таких условиях. А ты? Я даже смогу заплатить больше годового дохода Секста, но зато, когда я отделаюсь от Антония и сделаю сенат своим, я смогу делать, что захочу. Снижу процентные ставки, введя соответствующие законы. Единственные, кто будет протестовать, — это самая крупная рыба в нашем денежном море!
— Он придумал и еще кое-что, — сказала Ливия Друзилла.
Октавиан в недоумении взглянул на нее, но потом рассмеялся.
— О, это кампания «Вырастить больше пшеницы в Италии»! Да, от лица Рима я влез в еще большие долги. Мои цифры показали, что фермеру с большой семьей нужно двести модиев пшеницы в год, чтобы накормить всех. Но один югер земли дает намного больше этого, и, конечно, фермер продает свои излишки, если знаки, в которые он верит, не говорят ему, что в следующем году будет засуха или наводнение. В этом случае он запасает больше зерна. Однако знаки говорят, что в будущем году ни засухи, ни наводнения не будет. Поэтому я предлагаю платить фермерам за их излишек пшеницы по тридцать сестерциев за модий. Такую сумму не могут заплатить частные торговцы, которым они обычно продают. Надеюсь некоторые из наших ветеранов действительно вырастят что-то на своих участках. Большинство из них сдают свою землю в аренду виноградарям, потому что любят пить вино, — наверное, так работает ум у отставного солдата.
— Все, что угодно, лишь бы покупать у Секста меньше зерна будущего урожая, — сказал Агриппа, — но решит ли это проблему? Сколько ты думаешь купить?
