Он огляделся. Кухня в квартире у Каменской была крошечная,
но наметанным глазом Стасов сразу определил, что она любовно и тщательно
обустроена для длительного времяпрепровождения. Над столом – бра с яркой
лампой, сразу видно, что здесь не только едят, но и читают. Мебель расставлена
так, чтобы можно было, сидя на стуле, дотянуться до плиты, рабочего стола и
мойки. Все компактно, функционально, ничего лишнего. У самого Стасова кухня
была устроена безалаберно, но привести ее в порядок все руки не доходили.
– Ты знакома с Заточным? – вдруг спросил он ни с
того ни с сего.
– С Иваном Алексеевичем? Знакома, – ответила
Настя, ловко управляясь с длинным белым батоном и солидным брикетом сыра, из
которых мастерила гренки.
– И как он тебе?
– Профессионал экстра-класса. А то ты сам не знаешь. Ты
же под ним работал, разве нет?
Анастасия была права, Стасов действительно работал в
Управлении по борьбе с организованной преступностью, а Заточный был одним из
руководителей соответствующего главка в Министерстве.
– Работал, – согласился он. – Но мне
интересно твое мнение.
– Да брось ты.
Она повернулась к нему лицом и встала, опираясь спиной на
длинный узкий шкаф-пенал, точь-в-точь такой же, какой стоял на кухне у самого
Стасова, только другого цвета.
– С чего бы тебя заинтересовало мое мнение? Я что,
Ванга? Джуна? Наслушался ты всякого дерьма про меня и Ивана, вот и спрашиваешь.
Думаешь, я не знаю, что меня считают его бабой? Знаю я прекрасно. И хочется
мне, Стасов, послать тебя подальше, поконкретнее и погрубее. Но поскольку
неудовлетворенное любопытство хуже больного зуба, я тебе отвечу. Я никогда не
спала с генералом Заточным. Ни-ко-гда. А то, что он мне нравится, – это
да. Это есть. Скажу тебе больше, ровно за месяц до своей собственной свадьбы я
влюбилась в него, правда, всего на несколько дней, у меня это бывает. Знаешь,
прибьет эдак, и что хочешь – то и делай. Но проходит быстро, самое большее – за
две недели. Дольше двух недель в моей влюбчивой душе ни один мужик еще не
продержался. Единственное исключение составил Чистяков, так и то я за него
замуж в результате вышла. Тебя удовлетворил мой ответ?
– Извини, – просто сказал Стасов. – Я не
хотел тебя обижать. Но мне правда было любопытно. Все-таки Заточный – это
фигура. Вас вместе видели…
– И еще много раз увидят. На всякий случай скажу тебе
заранее, что два раза в месяц по воскресеньям мы ходим рано утром гулять в
Измайловский парк. С семи до девяти утра. Это такая традиция, что-то вроде
ритуала.
– Господи, да о чем же вы разговариваете с Иваном? Кто
он – и кто ты… Тоже мне, парочка.
– Тебе не понять, – сухо ответила Настя, аккуратно
складывая на сковороду куски белого хлеба с сыром. – Люди могут и не
разговаривать. Просто сама по себе ситуация приводит их в определенное душевное
состояние. В первый раз мы пошли вот так рано утром гулять, когда я занималась
одним убийством, а у Заточного сотрудник оказался в этом замешан. Ходили мы с
ним по парку, вслух вычисляли, от кого идет утечка информации, а сами
потихоньку друг друга подозревали. Противно было, тяжко – аж зубы сводило. А
потом оба не выдержали и объяснились. Дескать, я вам не верю потому-то и
потому-то, а я, со своей стороны, вам не верю. В общем, поговорили. И как
камень с плеч. Так хорошо нам стало, тепло, надежно… Теперь вот встречаемся
рано утром и ходим, молчим, а на душу благодать снисходит.
Стасов молчал, вспоминая, как четыре месяца назад ходил по
улицам рядом с Татьяной, с которой только что познакомился, и умирал от
восторга и какой-то необъяснимой нежности.
– Эти ваши прогулочки посильнее постели, пожалуй,
будут, – заметил он. – Если бы мне сказали, что на мою любимую
женщину снисходит благодать, когда она гуляет по парку с другим мужчиной, я бы
сдох от ревности. Уж лучше бы она с ним просто спала, это хоть не так обидно.
Быть плохим любовником не стыдно, это уж кому что дано. А вот понимать, что ты
скучен и неинтересен – это совсем другое. Тут уж вешаться впору.
– Приятно, что ты это понимаешь, – усмехнулась
Настя.
Она налила Стасову чай, себе – растворимый кофе, поставила
на стол большую плоскую тарелку с гренками и села напротив него.
– А теперь, – сказала она, сделав маленький глоток
и поставив чашку на блюдце, – ты меня спросишь, с чего это я перед тобой
так открываюсь. Да? Вроде впервые разговариваем, только-только познакомились, а
я с тобой так откровенничаю. Подозрительно?
– Ну, в целом… Конечно, подозрительно. Туфту гонишь?
Проверяешь?
– Нет, правду говорю. Но у меня, Стасов, выбора нет. А
когда выбора нет, тогда все просто. Есть один путь, по нему и топай, хочется
тебе или нет, но топай. Мне убийство надо раскрыть, а для этого мне нужен ты. И
темнить с тобой, врать и, как ты выразился, туфту гнать опасно. Ты можешь
уличить меня в неискренности, и тогда ничего у нас с тобой не получится. Мне с
тобой дружить надо.
Стасов внутренне поежился. Насквозь она видит, что ли? Но, с
другой стороны, такая простая, открытая…
– Будем дружить, – кивнул он. – Пойми меня
правильно, я в «Сириусе» работаю всего месяц. С одной стороны, я заинтересован
в том, чтобы убийство Алины было раскрыто, неважно кем, вами, или мной, или
вместе. Важно, чтобы убийца был разоблачен. Потому что если этого не случится,
то с вас какой спрос, а с меня Мазуркевич башку снимет. Зачем ему начальник
службы безопасности, если ведущих актрис могут безнаказанно убивать. Ловишь мою
мысль?
– Догоняю, – ответила Настя, чуть усмехаясь.
– С другой стороны, я за этот месяц еще мало во что
вник, людей знаю плохо, и вообще… Одним словом, помощник из меня слабоватый
получится. Но можешь рассматривать меня просто как дополнительную рабочую силу.
Считай, что я – еще один опер в вашей группе. И можешь на меня полностью
рассчитывать.
– Не могу, – вздохнула Настя. – Есть одно
«но». И сейчас придет твоя очередь открываться. И выбора у тебя, Слава, тоже не
будет, как и у меня. Тебя очень сильно звал к себе на работу президент
киноконцерна РУНИКО Борис Рудин. Он предлагал тебе зарплату по меньшей мере в
два раза выше, чем ты получаешь в «Сириусе» у Мазуркевича. Но ты тем не менее
работаешь именно в «Сириусе». И это наводит меня на мысль, что тебя с
Мазуркевичем связывает что-то личное или, напротив, что-то финансовое, деловое.
Поэтому, если в процессе следствия будут затронуты интересы Мазуркевича или его
жены, ты не будешь мне помогать. Более того, ты начнешь мне мешать. Развей,
пожалуйста, мои сомнения. И не надо мне рассказывать о том, что Рудин –
любовник твоей бывшей жены, поэтому, мол, тебе не хочется у него работать. Для
меня это не аргумент, тем более что разница в деньгах очень заметная и ради нее
можно и плюнуть на жену, тем паче бывшую.
Вот это номер! Каменская, оказывается, неплохо подготовилась
к знакомству с ним, Стасовым. Бьет не глядя, но попадает точно. Попробуй тут
соврать, черт ее знает, как глубоко она копнула, а попадаться на вранье не
хочется, да и глупо. Он нужен ей. Но и она нужна ему. Но она ошиблась, выбор у
него есть, и ему придется его сделать, выбор этот, прямо сейчас, здесь, на этой
самой кухне. Он должен решить, покрывать ли ему Ксению Мазуркевич. Если
убийство Алины Вазнис совершила она и начальник службы безопасности выведет
жену своего шефа на чистую воду, то начальник этот останется без работы на всю
оставшуюся жизнь. Тут все понятно. Кому охота пригревать на груди змею и жить
на пороховой бочке. А если будет ее выгораживать, давая милиции заведомо ложную
информацию? Своих-то коллег бывших обмануть можно, не фокус, и Ксению вытащить
можно, а вот дальше-то что? Мазуркевич будет знать, что он, начальник службы
безопасности Владислав Стасов, вполне профессионально водит за нос уголовный
розыск и укрывает убийц от правосудия. Завтра он с кем-нибудь поделится этой
информацией, послезавтра она уйдет гулять по самой широкой общественности, а
еще через два дня по его, Стасова, душу явятся крутые дяденьки с требованием,
чтобы он шел работать на них. Пойти – влипнуть в такой криминал, из которого
уже не вывернешься, сядешь в ближайшие же полгода, а то и не просто сядешь, а
под «вышак» подлетишь. Не пойти – проживешь максимум часа два, ну три от силы.
Нет, выходит, Каменская все-таки права, надо с ней дружить и искать убийцу
Алины, кто бы этим убийцей ни оказался. Лучше уж остаться без работы, но живым,
чем с работой, но покойником.
