Вернемся к первому варианту: Харитонов заявился без звонка
около десяти вечера. Алина открыла ему дверь в полупрозрачном одеянии. Зная
Алину не первый день, он понимает, что, предупреди он ее о своем визите, –
она бы непременно оделась. Девушка строгих правил. Он убивает ее, придумывает
ложь о предварительном звонке, рассчитывая на то, что Настя или какой другой
сыщик будет рассуждать именно так, как она сейчас и рассуждает. А сами не
догадаются – можно и подсказать, бросить ненароком, что, мол, Алина была в
брюках и в свитере. А коль нашли ее мертвой в пеньюаре, то, стало быть, убийца
– не он. Правда, чтобы до такого додуматься, нужно иметь хорошие мозги, но кто
сказал, что у Харитонова они плохие? Неудачник в делах не означает «дурак».
Просто неудачник. Вот и объяснение тому факту, что деньги он собрал уже к пяти
часам вечера, а к Вазнис приехал только в десять.
Настя открыла блокнот и быстро отыскала телефон Николая
Степановича Харитонова. Телефон был служебным, принадлежал «Сириусу», и ей
долго объясняли, что Харитонов вышел куда-то, может быть, на третий этаж, может
быть, на первый, а может, его и вовсе нет уже, время-то – шестой час.
Настя попросила оставить ему записку со своими телефонами и
снова принялась накручивать диск. Она чуть было не пропустила время, когда
можно было начинать искать Алексея.
В институте все время было занято, и Настя, машинально
набирая номер раз за разом, придумывала, что бы еще такое проверить, находясь в
квартире убитой. В тот момент, когда в трубке наконец раздались обнадеживающие
длинные гудки, она подумала, что у Вазнис наверняка были видеокассеты с
фильмами, в которых она снималась. Надо будет их забрать и дома посмотреть.
Может быть, это как-то поможет дополнить ее портрет, понять ее характер.
Слава Богу, у Лешки все оказалось благополучно. Она
правильно рассчитала, он действительно собирался на банкет вместе со всеми
участниками конференции и забежал к себе за курткой.
– Когда ты появишься? – спросила Настя.
– А что, соскучилась уже? Или есть нечего?
– Конечно, нечего, – рассмеялась она. – Ты не
накормишь, так я же помру от голода. Нет, правда, когда ты приедешь?
– Конференция заканчивается в четверг, так что раньше –
вряд ли. Но если срочно…
– Ничего срочного, солнышко, просто хочу знать, чтобы
быть готовой. Хлеба куплю, мужиков всех из-под кровати повыгоняю, водочные
бутылки выброшу. Следы замету, короче говоря.
– Понял. До пятницы можешь пить-гулять свободно. Потом
я приеду и разгоню твоих бесчисленных любовников. Да, кстати, ты к моему
приезду ничего не готовь и не покупай. У родителей в среду сорок лет совместной
жизни исполнится, они собирают своих друзей, мать планирует какие-то
невероятные кулинарные изыски. Все, что останется, как водится, – наше.
Так что я в пятницу привезу тебе полную машину мисочек и кастрюлек.
Поговорив с мужем, Настя почувствовала себя намного
спокойнее и снова переключилась на убийство Алины Вазнис. При этом ее грызло
чувство вины перед своими коллегами: убийство актрисы было далеко не
единственным делом, которым занимались сотрудники отдела по борьбе с тяжкими
насильственными преступлениями, и у Насти была куча работы и по другим
убийствам. Но ее «заклинило» именно на Алине. Это случалось довольно часто: из
всего множества убийств Настя вдруг выделяла какое-то одно, из-за которого
теряла покой, сон и аппетит. Она, как правило, не могла сказать определенно,
почему именно это преступление так ее терзает, что в нем особенного,
необычного, опасного. Но она думала о таком убийстве постоянно, оно вытесняло
из ее головы все другие мысли. Как раз таким и оказалось убийство Алины Вазнис.
Около семи часов объявился Харитонов.
– Это милиция? – затравленно спросил он. –
Мне передали, чтобы я позвонил.
– Меня зовут Анастасия Павловна, – вежливо сказала
ему Настя. – Я работаю в уголовном розыске и занимаюсь убийством Алины
Вазнис. И у меня к вам появились вопросы, Николай Степанович.
– Мне нужно куда-то приехать? – обреченно
отозвался он.
– Да нет, что вы, можно по телефону. Скажите, в чем
была одета Вазнис, когда открыла вам дверь в пятницу вечером?
– В чем одета? – явно растерялся Харитонов. –
В юбке, кажется, и в блузке. Нет, не в блузке, в майке.
– Поподробнее, пожалуйста, вспомните. Из какой ткани
юбка, какого цвета?
– Ну, это… Цветастая такая юбка, длинная, свободная.
Кажется, зеленая или пестрая какая-то, но зеленое там точно было.
– А майка?
– Обычная трикотажная белая майка с коротким рукавом,
впереди на пуговичках. В первый момент кажется, что это блузка, а потом
понимаешь, что майка.
– Хорошо, Николай Степанович. Вот вы позвонили в дверь,
Алина вам открыла. Дальше как было?
– Да я же рассказывал уже десять раз! – с досадой
сказал Харитонов. – Вы что, не записываете показания?
– Николай Степанович, не нужно раздражаться. Отвечайте,
пожалуйста, на мои вопросы.
– Я вошел в прихожую, сразу вынул из кейса деньги в
конверте, протянул Алине. «На, – говорю, – считай. Шесть шестьсот».
Она так посмотрела на меня удивленно, как будто я ей не доллары, а рубли
принес. «Шесть шестьсот?» – спрашивает. «Ну а сколько же? Восемь месяцев по
пятнадцать процентов – сто двадцать процентов. Сто двадцать процентов от трех
тысяч – три шестьсот. Итого шесть шестьсот». Она улыбнулась. «А, – говорит, –
ну да, конечно, я не подумала». Ну вот, я ей конверт отдал, она его на тумбочку
в прихожей положила и смотрит на меня. В общем, понятно было, что чаю она мне
предлагать не собирается. Да я и не хотел. Поблагодарил Алину за то, что
выручила, попрощался и ушел. Вот и все.
– Вы говорите, Алина конверт взяла и на тумбочку сразу
положила. Она не пересчитала деньги?
– Нет. Даже в конверт не заглянула.
– Вас это не удивило? Или Алина была чрезмерно
доверчивой?
– Ну знаете ли, – задохнулся от возмущения Харитонов. –
Я все-таки не жулик и не проходимец. Если я сказал, что в конверте шесть тысяч
шестьсот долларов, то за мной можно не проверять. Мы же в одном объединении
работаем, если я ее обману, как же я потом встречаться с ней буду?
Гнев Харитонова казался таким праведным и искренним, что
Настя на мгновение даже забыла, как Николай Степанович, взяв у Алины деньги в
долг на четыре месяца, не отдавал их целых восемь, да еще и избегать ее начал.
И принес-то он деньги только потому, что Смулов по просьбе Алины поговорил с
ним достаточно жестко.
– И сколько времени вы провели в квартире Вазнис?
– Не больше десяти минут. Скорее даже, минут пять.
– Находились только в прихожей?
– Да. Алина не пригласила пройти, да мне и не нужно
было.
– У вас не сложилось впечатления, что в это время в
квартире находился кто-то еще? Припомните, Николай Степанович, не выглядело ли
поведение Алины так, словно она не хотела, чтобы вы входили в комнату и кого-то
увидели. Может быть, она была напряжена? Слишком торопилась вас выпроводить? Посматривала
на часы, потому что кого-то ждала и не хотела, чтобы вы столкнулись?
