– Ух ты!
Настя откинула капюшон и забралась в машину.
– А некоторые, не будем указывать пальцем,
образованность все хочут показать. Как хорошо у тебя, тепло, накурено. Рай.
Она полезла в сумку, вытащила пачку сигарет с ментолом и с
наслаждением закурила.
– Опять со своей поцапался? – сочувственно
спросила она, выпуская дым.
– Догадалась?
– А то. Тебе Стасов звонил в половине седьмого, а тебя
уж и след простыл.
– А что Стасов хотел? Мы с ним вчера расстались в
двенадцатом часу, вроде все обсудили.
– У нас троих сегодня ночью дружно сделалась
бессонница. Стасов откопал какого-то Павла Шалиско, который на протяжении
многих лет преследовал Алину, причем, судя по всему, безуспешно. Баланс – минус
два, плюс один.
– То есть? – нахмурился Юрий.
– Двух дам мы отбросили, зато один мужчина появился.
Так что в итоге мы имеем четырех подозреваемых: Харитонов, Имант и Инга Вазнисы
и в перспективе – неудачливый поклонник. Голову даю на отсечение, у этого
Шалиско тоже не окажется алиби, зато найдутся и мотив, и возможности.
– Да, дела…
Следователь Гмыря появился без двадцати восемь, даже и не
думая извиняться за опоздание.
– Пошли, – бросил он сквозь зубы, проходя мимо
машины Короткова.
Уже поднимаясь в лифте, он вдруг спросил:
– Понятых будем звать?
– Да зачем, Борис Витальевич? Мы же не улики ищем, а
вещь, принадлежавшую потерпевшей. Никакого значения не имеет, где мы найдем
дневник, если вообще найдем.
– Ну смотри, – неопределенно хмыкнул Гмыря.
Следователь не был ярым поборником соблюдения буквы закона
и, если было можно, сокращал процедурные тонкости до минимума.
В квартире Алины после пребывания работников милиции в
субботу никто не прибирался, и сейчас она напоминала разоренное гнездо.
Особенно неприятным был вид дивана с очерченным мелом контуром трупа.
– Борис Витальевич, к вам отец погибшей вчера не
обращался насчет ключей? – спросил Коротков, тщательно вытирая ноги о
коврик в прихожей. – Он хочет вещи забрать и квартирой распорядиться.
– Нет, вчера не обращался. Ну что, как искать будем?
– Разделимся, – предложила Настя. – Две комнаты
и кухня, как раз на троих. Потом ванная, туалет и прихожая.
Они искали долго и тщательно, но, к сожалению,
безрезультатно. Никаких дневников они не нашли. Кроме дневников, они искали
белую трикотажную майку с пуговичками и зеленую пеструю юбку. Майку Настя
обнаружила в стиральной машине в куче грязного белья, а длинная свободная юбка
из зелено-коричневого шелка висела на крючке на внутренней стороне двери ванной
комнаты, там же, где и теплый махровый халат. Таким образом, подозрения в адрес
Харитонова делались совсем шаткими. Для того чтобы описать эту одежду, он
должен был видеть ее на Алине. Если бы он убил ее, когда она была уже в
пеньюаре, и захотел бы «скроить» версию о своем более раннем и предваренном
звонком визите, то скорее всего открыл бы платяной шкаф и выбрал для описания
то, что в нем висит. Маловероятно, что он полез бы в стиральную машину.
Но дневники… Неужели Настя ошиблась?
– Слушай, а у Смулова ты спрашивала? – тихонько
спросил Коротков, стараясь, чтобы следователь не услышал.
– Спрашивала, – вздохнула Настя. – Говорит,
что никогда не видел, чтобы Алина вела дневник. Но тут же оговорился, что мог и
не знать об этом. Вазнис была до такой степени скрытной, что даже перед ним
полностью не раскрывалась.
– Бедняга, – покачал головой Юра. – Тяжело
ему с ней было, наверное. И любил ее сильно, и все время чувствовал, что она…
чужая, что ли. И мачеха про нее так говорит.
– Борис Витальевич, – громко позвала Настя, –
я возьму кассеты, ладно?
– Зачем тебе? – отозвался Гмыря, оглядывая полки
встроенного шкафа в прихожей.
– На них фильмы Смулова, в том числе те, в которых
снималась Алина. Попробую посмотреть, вдруг что в голову придет.
– Да что тебе может в голову прийти от этих
фильмов! – насмешливо отозвался следователь. – Глупость всякая.
– Так я возьму?
– Бери, бери, только потом отдай Смулову или
родственникам Вазнис. Эта семейка за пустую банку удавится.
– Вы тоже заметили? – подал голос Коротков.
– А как же. У них на лицах все написано, только слепой
не увидит. Когда я в первый раз старого Вазниса допрашивал, это еще в субботу
было, так он меня не про убитую дочку спрашивал, а про то, когда можно будет в
права наследования вступить. Все интересовался, не прописан ли у Алины еще
кто-нибудь, кто помешает ему распорядиться квартирой. А впрочем, грех его
судить, он на свою зарплату троих детей поднял, нищеты хлебнул, наверное,
досыта. Ну что, дети мои, завершаем? Факир был пьян, и фокус не удался?
Коротков с облегчением перевел дыхание. Следователь не
сердился за то, что его подняли в такую рань, а оказалось – напрасно. Борис
Витальевич в свои сорок шесть лет оставался мужиком незанудливым, обладал
неплохим чувством юмора и очень хорошо помнил те годы, когда сам работал в
уголовном розыске. Семи пядей во лбу он, вообще-то, не был, но зато сыщикам работалось
с ним легко. В этом смысле Гмыря был полной противоположностью старшему
следователю прокуратуры Ольшанскому, с которым больше всего нравилось работать
Насте. У Ольшанского характер был невыносимым, оперативники и эксперты боялись
его и тихо ненавидели, хотя и признавали его высокий профессионализм. Но зато
Ольшанский был человеком, во-первых, умным, во-вторых, мужественным. Хотя эти
качества достаточно успешно скрывались за его внешностью неухоженного растяпы.
Эх, был бы сейчас на месте Гмыри Ольшанский, подумал Коротков, он бы мертвой
хваткой вцепился в Аськину идею о том, что у такого замкнутого и одинокого
человека, как Алина Вазнис, обязательно должна была быть какая-то отдушина,
будь то дневник или тщательно скрываемая приятельница. Или не менее тщательно
скрываемый любовник. Но то – Ольшанский, а то – Гмыря. Гмыря не верит в
психологические построения, ему нужны факты: свидетельские показания, вещи,
документы, следы. То, что можно увидеть и услышать, пощупать и зафиксировать. А
вовсе не что-то эфемерное и бездоказательное.
– У нас еще один фигурант появился, Борис
Витальевич, – сказала Настя, натягивая куртку и засовывая в огромную
спортивную сумку добрый десяток видеокассет. – Если вы не очень
торопитесь, то…
– Очень тороплюсь. – Гмыря посмотрел на
часы. – У меня на десять тридцать люди вызваны. А ты чего хотела-то?
– Думала, вы с нами подъедете к нему, если, конечно, он
не в бегах.
– И не проси, времени в обрез. Давайте-ка сами, я потом
подключусь, если нужно будет.
