После того как жрецы сказали нужные слова, накрыли его лицо золотой маской и совершили возлияния, мы один за другим стали медленно выходить из гробницы, которую он разделил с Патроклом, Пентесилеей и двенадцатью знатными троянскими юношами. Самым удивительным из многих удивительных событий и предзнаменований была атмосфера внутри гробницы — благовонная, чистая, невыразимая. Кровь двенадцати юношей в золотой чаше до сих пор была жидкой, до сих пор сохранила густо-красный цвет.
Я повернулся, чтобы убедиться, что Брисеида идет следом, и увидел, как она встала перед погребальной колесницей на колени. Не надеясь успеть, я бросился в гробницу вместе с Нестором. Мы не смогли произнести ни слова, когда она, собрав последние силы, ударила ножом себе в грудь и упала на землю. Да, это было правильно! Как мог кто-то из нас посмотреть в лицо новому дню, который не будет знать Ахилла? Я нагнулся, чтобы подобрать нож, но Нестор остановил меня.
— Автомедонт, пойдем. Им здесь больше никто не нужен.
Поминальную тризну устроили на следующий день, но игр проводить не стали. Агамемнон объяснил почему.
— Я сомневаюсь, что у кого-нибудь хватит мужества соревноваться. Но это не главная причина. Главная причина в том, что Ахилл не хотел, чтобы его похоронили в доспехах, которые его мать — богиня! — получила от Гефеста. Поэтому они станут призом лучшему воину из тех, кто остался в живых под стенами Трои. Вместо поминальных игр.
Я не поверил ему, ведь Ахилл никогда мне об этом не говорил.
— Мой господин, как же ты выберешь лучшего? В поединке? Но успех в поединке не всегда может свидетельствовать об истинном величии.
— Именно, — ответил верховный царь. — Поэтому я собираюсь устроить поединок речей. Любой, кто считает себя лучшим воином из тех, кто остался в живых под стенами Трои, пусть выйдет и скажет почему.
Соперников оказалось двое. Аякс и Одиссей. Как странно! Они представляли собой противоположные стороны величия: воин и — как называют того, кто сражается разумом?
— Да, согласен, — сказал Агамемнон. — Аякс, ты принес его тело. Одиссей, ты сделал так, чтобы Аякс его принес. Аякс, говори первым и скажи нам, почему ты считаешь, что заслуживаешь доспехов.
Мы все сидели в креслах по обе стороны от Агамемнона, я — с царем Нестором и остальными, ведь теперь я был вождем мирмидонян. Больше никого не было.
Аякс был настолько взволнован, что не мог говорить; он стоял перед нами, самый огромный человек из всех, кого я знал, и не мог выдавить ни слова. Выглядел он тоже неважно: с правой стороной его тела от лица до ноги что-то было не так. Выходя вперед, он подволакивал ногу, правая рука тоже двигалась неестественно. Я подумал, что с ним случился небольшой удар. Он нес двоюродного брата слишком долго, и это надорвало самое слабое в нем — его мозг. Когда он наконец заговорил, то постоянно останавливался, мучительно подбирая слова:
— Верховный царь, цари и царевичи… Я — двоюродный брат Ахилла. Его отец, Пелей, и мой отец, Теламон, были родными братьями. Их отец, Эак, был сыном Зевса. Наш род велик. Наше имя овеяно славой. Я требую доспехи, ибо я ношу это имя, принадлежу к этому роду. Я не могу позволить, чтобы их получил незаконный сын вора.
Двадцать мужей задвигались и нахмурились. Что это Аякс делает, как можно клеветать на Одиссея? Одиссей не возражал; словно оглохнув, он смотрел в пол.
— Я пришел в Трою по доброй воле, так же как и Ахилл. Нас не связывала никакая клятва. Меня не нужно было разоблачать, как разоблачили Одиссея, когда он изображал сумасшествие. Только два мужа в нашем великом войске сражались в поединке с Гектором — Ахилл и я. Мне не нужен Диомед, чтобы делать за меня грязную работу. Для чего Одиссею эти доспехи? Старый Пелион слишком тяжел для его немощной левой руки. Его рыжая голова поникнет под весом шлема. Если вы сомневаетесь в моем праве на имущество моего двоюродного брата, то швырните его в гущу троянцев, и посмотрим, кто из нас двоих его вытащит!
Он проковылял к своему креслу и тяжело сел.
Агамемнон казался пристыженным, но было ясно, что большинство из нас было согласно с тем, что сказал Аякс. Я озадаченно вглядывался в лицо Одиссея. Зачем он вообще заявил права на доспехи?
Он вышел вперед и стал в свободной позе, расставив ноги, его рыжие волосы на свету горели еще ярче. Рыжий и левша. Точно, в нем не было никакой божественной крови.
— Это правда, что я пытался уклониться от похода на Трою, — сказал он. — Я знал, какой долгой будет эта война. Клятва клятвой, но многие из вас присоединились бы к этому походу добровольно, если бы имели хоть малейшее понятие о том, как долго вы не вернетесь домой? Что касается Ахилла, то именно я был причиной того, что он пришел в Трою, — я, и только я, раскрыл заговор, когда его держали на Скиросе. Аякс был там, но ничего не понял. Спросите Нестора, он подтвердит. Что касается моих предков, то мне нет дела до подлых намеков Аякса. Моим прадедом тоже был всемогущий Зевс. Что до моего мужества в бою, кто из вас в нем сомневается? Мое тело не лучше, чем у других, и не может подчеркнуть мою доблесть, но я хорошо сражаюсь. Если вы сомневаетесь, сосчитайте мои шрамы. Царь Диомед — мой друг и любовник, а не мой подпевала, делающий за меня грязную работу.
Он остановился, настолько же ловко подбирая слова, насколько Аякс был неловок.
— Я заявил права на доспехи только по одной причине — я хочу распорядиться ими так, как того пожелал сам Ахилл. Если я не смогу их носить, сможет ли Аякс? Если они слишком велики для меня, то определенно слишком малы для него. Отдайте их мне. Я их заслужил.
Он широко раскинул руки, словно говоря, что спорить тут не о чем, и вернулся на свое место. Теперь многие колебались, но это не имело значения. Решение было за Агамемноном.
Верховный царь взглянул на Нестора:
— Что ты думаешь?
Нестор вздохнул:
— Одиссей заслужил доспехи.
— Тогда пусть так и будет. Одиссей, приз твой.
Аякс вскрикнул. Он вытащил меч, но, что бы он ни собирался сделать, это осталось несделанным. Едва он вскочил с кресла, как тут же растянулся в полный рост на полу. Что бы мы ни делали, поднять его нам не удалось. В конце концов Агамемнон распорядился принести носилки, и восемь воинов унесли его прочь. Одиссей складывал доспехи на тележку, а цари расходились, опечаленные и упавшие духом. Я отправился на поиски вина, чтобы отбить горечь во рту. К тому времени, как Одиссей закончил свою речь, мы узнали, что он хотел сделать с доспехами — отдать их Неоптолему. Может, в Трое такой дар и можно было сделать напрямую, но в наших краях оружие и доспехи погибшего хоронились вместе с ним либо служили призом при погребальных играх. Жаль. Очень жаль.
Стояла глухая ночь, когда я оставил свои попытки напиться. Я бродил по опустевшим улицам среди высоких домов в поисках света, хоть какого-то места, где бы мне предложили приют. Вот наконец-то огонек! В доме Одиссея. Занавес над дверью был отдернут, и я, шатаясь, прошел внутрь.
