— Стало быть, его тянет к юношам? Или к мальчикам? — уточнила Яшма.
Теодора возмутилась:
— Яшма, как не стыдно! Нет-нет, я совсем не то имела в виду! Просто он, по-моему, доволен своей жизнью. Есть в городе несколько вдовушек, которые… ну, ты понимаешь… делали ему авансы, но он отказал им так тактично, что никто не обиделся. К примеру, миссис Хардакр и молодая, и хорошенькая, и при деньгах, а Сэм ей даже дом не стал красить.
— Вы так защищаете его, мисс Теодора! Придется вам поверить.
Теодора начала убирать со стола посуду и вдруг пожалела, что пустила к себе Яшму. А если она обидит милого Сэма, пристанет к нему с расспросами? Меньше всего Теодора хотела лишиться старательного маляра и помощника в других делах. Ох, Господи, Господи!
На следующее утро ровно в семь, когда Сэм О'Доннелл явился снимать слой старой краски, Яшма вышла вместе с Теодорой, чтобы поприветствовать его.
«Для белого даже слишком хорош собой, — решила она. — Рослый, гибкий, со слишком длинными жилистыми руками бывшего стригаля, светловолосый, а глаза так и искрятся, и цвет постоянно меняется — то они голубые, то серые, то зеленоватые». Яшму он окинул равнодушным взглядом, но не потому, что сразу признал в ней китаянку. Она сохранила былую красоту, благодаря примеси крови белых ее глаза были большими, широко раскрытыми, как у олененка. Яшма знала, что нравится как белым, так и китайцам. Но Сэма О'Доннелла ее прелесть не тронула. И с Теодорой, которая при виде его раскраснелась, он обращался безукоризненно вежливо, но не подал ей ни малейшей надежды, давая понять, что он только друг — не более.
За Сэмом плелся большой пес новой породы, выведенной овцеводами: с шерстью стального цвета и громадной черной головой. Янтарные глаза зверя смотрели настороженно, бдительно, чуть зловеще. Казалось, только хорошее воспитание мешает ему бросаться на людей.
Сэм осмотрел приготовленные Теодорой краски и кисти, кивнул и вытащил из своей сумки с инструментами паяльную лампу.
— Спасибо, мисс Джей, вы мне помогли. — И он начал заправлять резервуар лампы спиртом.
Судя по всему, в зрителях он не нуждался. Теодора ушла в дом, Яшма последовала за ней, в дверях оглянувшись через плечо. Но Сэм О'Доннелл на нее не смотрел: он сосредоточенно возился с лампой. «Нет, — мысленно вздохнула Яшма. — Сэм О'Доннелл ни при чем».
Семь дней она бродила по городу, побывала и в китайском квартале, и в «городе пагод» Суна, беседовала со всеми, кого встречала, хотя не все белые и китайцы соглашались отвечать на ее вопросы. Но Яшма давно привыкла к расовым предрассудкам, не принимала их близко к сердцу и упрямо шла к своей цели «методом трех шагов»: пощупай почву, найди точку опоры, нанеси удар. Отвлечь Яшму от этого занятия не могло ничто.
Расспросы о Сэме О'Доннелле толком ничего не дали. Жены рудокопов презрительно фыркали, но те горожане, кто не имел отношения к рудникам, были расположены к Сэму. Преподобный Питер Уилкинс, застигнутый за уборкой алтаря, хорошо знал Яшму — как няньку Анны, которая терпеливо ожидала у ворот церкви, когда окончится воскресная служба. Он был бы рад указать ей коварного соблазнителя, но только развел руками. О Сэме О'Доннелле он сказал:
— Славный малый, но на заутренях не бывает — только на вечернях. Вроде бы ничем себя не опозорил, разве что историей с профсоюзным деятелем после увольнения. Видишь ли, Яшма, раньше он работал стригалем, а они воинственные ребята.
— Значит, если он бывает на вечернях, то он славный малый? — уточнила Яшма, маскируя смиренным тоном дерзость вопроса.
— Нет, не поэтому, — ответил священник. — Сэм — хороший человек. После увольнения рабочих у меня в церкви развелись крысы, а он за два дня перетравил их. И с тех пор крысы здесь не появляются. В Кинроссе без него не обойтись: он выполняет мелкую работу, до которой не доходят руки у китайцев. Только не пойми меня превратно, Яшма: просто китайцы предпочитают постоянную работу.
— Понимаю, мистер Уилкинс. Спасибо вам, — кивнула Яшма.
И все-таки она решила не спускать глаз с Сэма О'Доннелла, который красил дом Теодоры так старательно, что Яшма невольно удивилась, не понимая, почему рудокопы считают его бездельником. Может быть, Сэм О'Доннелл боялся спускаться под землю? Но после приезда этого активиста из профсоюза, Бэды, Сэм занял в Кинроссе нишу, на которую больше никто не претендовал. Теперь он работал на свежем воздухе, мог не расставаться с собакой, и если Теодора Дженкинс ничего не напутала, питался неплохо. Псу даже доставались обрезки и кости из мясной лавки. Если у Сэма и были недостатки, то немногочисленные: к примеру, вдруг он объявлял, что должен уйти на пару часов, помочь миссис Мерфи или миссис Смит, но всегда возвращался в назначенный срок. Он не лгал — Яшма незаметно выслеживала его и убеждалась, что он действительно помогает вышеозначенным миссис. Правда, Теодора огорчалась, считая, что Сэм обязан уделять все время ее дому, но не роптала.
Постепенно Яшма привыкла видеть Сэма у кухонного окна ровно в десять утра, а позже наблюдать, как он попивает из эмалевой кружки горячий чай и хрустит печеньем, испеченным Теодорой. На обед он получал еще одну кружку чаю и два огромных сандвича с маслом и сыром и съедал их в тени дерева, на заднем дворе Теодоры. По вечерам Теодора вручала ему каравай своего знаменитого хлеба, и Сэм уходил, унося сумку с инструментами. Вместе с Ровером он проходил пять миль и проводил ночь в палатке у плотины.
Поднимаясь в вагоне на гору, Яшма, отпуск которой закончился, думала о том, что ни Сэм О'Доннелл, ни остальные подозреваемые не выдали себя ни словом, ни взглядом, ни жестом.
Так продолжалось бы и дальше, если бы не Джим Саммерс, который с каждым годом становился все раздражительнее и брюзгливее. Жилось ему, по мнению горожан, несладко: Мэгги Саммерс медленно, но верно теряла рассудок, порой не узнавала мужа, иногда даже набрасывалась на него, царапала и кусала. Кроме того, Саммерс утратил расположение Александра — особенно после приезда Ли. Но, поссорившись с Ли, Александр вспомнил о существовании преданного Саммерса и предложил отправиться в путешествие вместе. К тому времени сопровождать Александра Руби уже категорически отказалась. Но отклонил приглашение и Саммерс: иначе Мэгги пришлось бы помещать в сумасшедший дом, а на это бедняга не мог решиться. И без того жизнь Мэгги была чередой разочарований и хотя Александр уверял, что помешанной уже все равно, Джим Саммерс хорошо помнил сумасшедший дом в Париже, куда вместе с матерью приходил навещать ее сестру. Словом, Джим не согласился и навлек на себя неудовольствие Александра.
Яшма не помнила, когда тень подозрений упала с Сэма О'Доннелла на Джима Саммерса, но, подумав, рассудила, что к этому привела цепь на первый взгляд незначительных событий. Однажды Яшма застала его при попытке изнасиловать ее вторую сестру, Бутон Персика: невинность девушка сохранила только благодаря вмешательству Яшмы. Потом Яшма заметила, каким взглядом Джим провожает гуляющую по парку Элизабет. Саму Яшму Джим недолюбливал еще с тех пор, как она спасла от него сестру. И наконец, слишком уж фамильярно он обошелся однажды с Нелл, подсаживая ее на спину норовистой лошади, но Нелл в отместку хлестнула его хлыстом по лицу.
