— Это не что иное, как каприз природы, — жизнерадостно сообщил лейтенант Кинг своим подопечным, даже тем, кого считал змеями, пригретыми на груди. — Нигде на острове я больше не видел следов подобного урагана, здесь повсюду растут двухсотфутовые сосны, возраст которых исчисляется сотнями лет. Значит, прежде таких ураганов здесь не случалось. — И на его лице появилось выражение проповедника, упрекающего прихожан в греховности. — Но почему он разразился именно в этом году? Ищите ответа в своих душах. Это гнев Божий! Да, гнев Божий! А если так, спросите себя, почему он обрушился на первых людей, поселившихся на богатом, изобильном, любимом Богом острове? Молите о прощении и впредь не грешите! В следующий раз по повелению Бога разверзнется земля и поглотит вас всех!
На протяжении нескольких недель колонисты помнили эту вдохновенную проповедь, а потом забыли о суровом уроке.
А лейтенант Кинг не переставал гадать, не его ли вспыльчивость прогневила Бога: упавшее дерево убило его собственных овец и поросят.
От урагана пострадал весь остров: это было очевидно, поскольку ручей, протекающий по долине Артура, нес множество стволов и веток деревьев, смытых ливнем с окрестных холмов. Чтобы расчистить ручей, мужчинам и женщинам пришлось несколько недель трудиться не покладая рук; прошел целый месяц, прежде чем вода в лагуне, покрасневшая от смытой с берега почвы, вновь приобрела привычный аквамариновый оттенок.
К тому времени как второго марта к берегу острова приблизился «Запас», Ричард и остальные пильщики уже вернулись к привычной работе. Новый Южный Уэльс испытывал острую нехватку досок, дранок и брусьев, не говоря уже о корабельных реях и мачтах. По крайней мере теперь лесорубам было незачем надрываться: деревья уже лежали на земле, хотя большинство оказались старыми и гнилыми.
Помимо прочих пассажиров, на «Запасе» прибыл опытный пильщик Уильям Холмс — еще один Уильям в маленькой колонии. Холмс сразу заявил, что по сравнению с деревьями Порт-Джексона пилить древесину с Норфолка проще простого.
Зная, что коменданту не терпится обзавестись третьей лесопилкой, Ричард попросил Холмса подыскать трех помощников из числа каторжников, привезенных «Запасом», и приступить к строительству лесопилки на берегу. Холмс был славным малым, он привез с собой жену Ребекку и быстро подружился с островитянами. На лесопилке в долине Артура продолжали работать Билл Блэколл и Уилл Марринер, а сам Ричард твердо решил забрать рядового Уигфолла, Сэма Хасси и Гарри Хамфриса на новую лесопилку в глубине долины. Ричард давно рассудил, что там ему будет удобнее, и намеревался попросить у лейтенанта Кинга разрешения построить поблизости дом. «Джо Лонг пусть решает сам за себя. Я возьму с собой только книги, кровать, матрас и подушку, половину одеял и свои личные вещи. И одного из щенков Макгрегора, ведь мистер Кинг позволил Джо выбрать двух из пяти щенков Дельфинии. В долине мне пригодится пес, умеющий ловить крыс».
* * *
Ричарду удалось осуществить все свои замыслы. Он жалел только о том, что теперь будет реже видеться со Стивеном Донованом, которому раньше было достаточно сделать несколько шагов, чтобы пригласить друга поплавать в Черепашьем заливе.
Зимой на остров прибыли лейтенант Джон Кресуэлл и четырнадцать пехотинцев; рабочих рук прибавилось, порядки ужесточились, и комендант приступил к выполнению своих планов, в том числе и к строительству запруды. Дом Ричарда располагался в нескольких сотнях ярдов от нее выше по течению, на опушке леса. Это было мирное и уединенное местечко.
Внезапно лейтенанту Кингу вздумалось проложить по острову удобные тропы. Одна такая тропа длиной в три мили уже вела к заливу Каскад, названному так потому, что ручей образовывал целый каскад, стекая с утеса в залив. Довольно ровные вершины прибрежных скал позволяли высаживаться на берег в этом месте, когда ветры не давали возможности судам подойти к рифу, огораживающему лагуну возле Сидней-Тауна. Кроме того, в окрестностях залива Каскад рос лучший лен на острове, а лейтенант Кинг задумал ткать из него парусину, оборудовав мастерскую неподалеку от удобной природной пристани, названной Филлипбергом.
Теперь Ричард редко бывал в Сидней-Тауне, который быстро разрастался, образуя целый лабиринт улочек. Если не считать обязательной воскресной службы да походов на склад за пайком, ему было незачем приходить в поселение. Мактавиш оказался таким же отличным сторожевым псом, как его отец, и Ричард не желал никаких других компаньонов — кроме Стивена.
Его дом имел размеры десять на пятнадцать футов, свет вливался в него через несколько больших окон. Джонни Ливингстон сделал по просьбе Ричарда стол и два стула. Крышу пришлось крыть льняным волокном, но к концу года Кинг пообещал своему лучшему работнику дранки. Дощатый пол покоился на прочных лагах из круглых сосновых бревен; поскольку в почве древесина быстро сгнивала, такой фундамент позволял Ричарду своевременно заменять подгнившие бревна, не разбирая дом. Снаружи стены были обшиты тонкими сосновыми досками, излюбленным материалом коменданта. Линии древесины образовывали причудливый рисунок, напоминавший Ричарду солнечные зайчики на спокойной воде. Ричард считал, что подобный рисунок образовался на древесине под воздействием постоянных ветров: он не знал деревьев, способных вырастать абсолютно прямыми, несмотря на натиск ветра, и все-таки норфолкские сосны поражали прямизной, даже те, что росли на вершинах утесов. Во время ужасающего урагана все молодые деревья на острове согнулись до земли или лишились верхушек, но уже через два месяца распрямились и покрылись новыми молодыми побегами.
Население острова достигло ста душ, после прибытия новой партии каторжников кражи участились, но воры неизменно обходили дом Моргана стороной. Всякий, кто видел, как он поднимает четырнадцатифутовую пилу на высоту трех футов, как играют под бронзовой кожей мышцы на его обнаженной груди и спине, приходил к выводу, что с этим человеком шутки плохи. Кроме того, все уже знали, что Ричард предпочитает уединение. Колонистам подобные одиночки внушали суеверный страх: должно быть, они не в своем уме, если стараются оставаться наедине с собой, не желают видеть свое отражение в чужих глазах, слышать похвалы и просто вести неспешные беседы. Такое отношение абсолютно устраивало Ричарда. Если люди считают его странным и опасным — тем лучше. Его же, напротив, удивляло, почему остальные не стремятся к одиночеству даже после того, как были вынуждены подолгу существовать в шумной компании. Одиночество казалось ему не только блаженством, но и исцеляющим средством.
Зачинщики январского заговора той же зимой отправили Джона Брайанта в последний путь. Фрэнсис, Пикетт, Уотсон, Пек и остальные каторжники с «Золотой рощи» рубили дерево на горе Георга, а Брайант — неизвестно как и почему — очутился на пути падающей сосны. Ему размозжило голову, он умер через два часа и был похоронен в тот же день. Обезумев от горя, его вдова бродила по Сидней-Тауну, издавая нечленораздельные стоны, словно скорбящая ирландка, не понимающая ни слова по-английски.
— Все потрясены, — сообщил Стивен, зайдя к Ричарду после похорон.
— Это не могло не случиться, — коротко ответил Ричард.
