— А ты когда-нибудь отправлял на родину письма, Ричард?
— Ни разу. Я напишу тогда, когда смогу хоть что-нибудь сообщить родным.
Стивен недоуменно воззрился на него. Хоть что-нибудь сообщить? А как же Порт-Джексон? И остров Норфолк?
— Я не вижу смысла в отправлении печальных писем, — объяснил Ричард. — Я напишу домой, когда смогу сообщить родным и друзьям, что я выжил и теперь процветаю, что моя жизнь среди антиподов отнюдь не пуста и безрадостна.
— Понимаю. Значит, скоро тебе придется написать письмо. Разумеется, если ты не разучился писать.
— Нет, не разучился. Писем я не пишу, зато делаю выписки из каждой прочитанной книги.
По пути домой они занесли Оливии Лукас кусок жирной рыбы, еще немного отдали Дарси, с которым повстречались в городе, прошли вдоль ручья мимо прежнего дома Ричарда и взобрались на гору.
Живот Китти уже заметно округлился. Она стала идеальной женой норфолкского колониста, умеющей держать в руке молоток, справляться с маленькими неприятностями — к примеру, выгонять с огорода разбежавшихся поросят, полировать обшитые досками стены, колоть дрова, разводить костер, носить воду, стирать, готовить еду, убирать дом и шить. А в свободное время она распустила на нитки лоскут парусины, изготовила фитили, перетопила свиное сало и отлила в самодельных формах несколько свечей. Теперь им не приходилось покупать сальные свечки на складе, где они стоили пенни за штуку.
— Ты слишком много работаешь, — мягко упрекнул ее Стивен, пока они обедали рыбой, запеченной в банановых листьях.
— Да полно тебе, Стивен! — откликнулась Китти, с аппетитом поедая рыбу. — Мне хватает упреков и от Ричарда. Я сильна, здорова, энергична. И я убедилась, что лучше всего чувствую себя, когда чем-нибудь занята. Ведь теперь я живу в собственном доме, который мы с Ричардом построили своими руками.
— Китти, когда я найду человека, которому смогу доверять, я буду платить ему за тяжелую работу — вскоре ты не сможешь выполнять ее сама.
— Будь осторожен: Джордж Гест уже предпринял такую попытку и просчитался, — предупредил Стивен. — Если бы он сначала дождался, когда кончится срок его каторги, а потом с разрешения майора Росса нанял двух работников, ему удалось бы избежать порки.
— Джордж — славный малый, но он чересчур предприимчив. Он надеялся сэкономить деньги, наняв двух пехотинцев самостоятельно, а не заплатив за них правительству. Но на такие сделки правительство не соглашается. Да, я осуждаю его и не вижу смысла подражать ему. Я найму работника, предложив ему десять фунтов в год — такой расход я могу себе позволить. Разумеется, после того, как выплачу долги, — с улыбкой добавил он.
— Ты тоже слишком много работаешь, Ричард.
— Неправда! Рыбалка в субботнее утро — замечательный отдых, как и работа в саду и в свинарнике после воскресной службы. К счастью, майор не запрещает по воскресеньям заниматься делами, благодаря которым запасы провизии на складах могут пополниться. Его запрет распространяется лишь на спиртное и азартные игры.
— Кстати, о спиртном: солдаты корпуса Нового Южного Уэльса собрали перегонный аппарат — с помощью Фрэнсиса Ми и Элиаса Бишопа.
— Это должно было случиться, особенно после того, как майор стал набожным человеком. И потом, ром, изготовленный на острове, он отправил на «Запасе» в Порт-Джексон. Просто поразительно, сколько спиртного может произвести один-единственный перегонный аппарат, работающий круглые сутки, да еще по воскресеньям, — со смехом заключил Ричард.
Стивен ушел. Ричард и Китти до ужина проработали на огороде и перекусили уже после наступления сумерек. Маленькие цитрусовые деревца хорошо прижились после пересадки, как и почти все остальные растения. Год выдался достаточно сухим, гусеницы не досаждали островитянам, поэтому правительство колонии рассчитывало собрать в долине Артура огромный урожай пшеницы, а в Куинсборо — урожай кукурузы. Конечно, соленые ветры с моря не перестали дуть, но, к счастью, по ночам нередко шли живительные проливные дожди, что способствовало бурному росту злаков. Несмотря на то что на Норфолке теперь жили тысяча сто пятнадцать человек, хлеба и солонины хватало не только им, но и колонистам из Порт-Джексона.
В Сидней-Тауне, Куинсборо и Филлипсберге по-прежнему то и дело вспыхивали ссоры между предприимчивыми огородниками-каторжниками и ленивыми солдатами. Многие из вновь прибывших каторжников были настолько больны, что не могли работать; некоторые умирали, сильные отнимали у слабых еду и одежду. Те же, на кого возложили обязанность кормить больных и праздных, мрачнели день ото дня — особенно те островитяне, которые еще не были помилованы и, следовательно, не имели права оставлять себе весь урожай или продавать его правительству.
В той части острова, где располагался Филлипсберг, голод был обычным явлением: поселения, находящиеся всего в трех милях от дороги, оказывались в такой же изоляции, как Порт-Джексон. В Филлипсберге выращивали меньше съедобных растений, засевая большинство полей льном; привоз провизии из южных областей острова был возложен на коменданта Эндрю Хьюма. Но он предпочитал сколачивать состояние, выгодно продавая грубую ткань, и не раз навлекал на себя гнев майора Росса, урезая пайки своим работникам, чтобы продавать провизию солдатам, живущим неподалеку, у Каскад-роуд. Поскольку в подчинении у вице-губернатора теперь состояли только солдаты корпуса Нового Южного Уэльса, Россу никак не удавалось поддерживать порядок в Филлипсберге и разрушить альянс Хьюма и капитана Хилла. Один из работников ткацкой фабрики, измученный голодом, съел в лесу растение, которое принял за капусту, и умер. Но даже после этого случая Хьюм продолжал мошенничать и обирать колонистов, заручившись поддержкой Хилла и его солдат.
Причиной всех бедствий островитян стало выращивание съедобных растений и животных; глубокая пропасть пролегла между теми, кто ел досыта, и теми, кто ничего не выращивал, и с каждым днем эта пропасть становилась все шире — под свист плетки и вопли тех, кто подвергался порке. При телесных наказаниях были обязаны присутствовать доктора, поэтому Коллам, Уэнтуорт, Консиден и Джеймисон заключили между собой тайный сговор: после пятнадцати — пятидесяти ударов они требовали прекратить порку и возобновить ее лишь после того, как наказуемый поправится. Таким образом, все двести ударов виновники получали по частям, в течение долгого времени, и обычно майор Росс прощал их прежде, чем плетка успевала нанести непоправимый ущерб здоровью.
На острове все чаще устраивали судебные процессы, которые заканчивались яростными спорами и вызывали острое недовольство: зачастую заинтересованные стороны обвиняли друг друга в пристрастности, будь она истинной или мнимой. Большинство моряков и солдат, в том числе и офицеры, были необразованными, ограниченными, вспыльчивыми, незрелыми людьми, к тому же они отличались поразительным легковерием. Небольшая размолвка вырастала до размеров непростительного оскорбления, слухи о ней разлетались по всему острову, сплетников хватало как среди свободных колонистов, так и среди каторжников.
