— Должно быть, этот Джимми очень важный человек, — заметила она.
— Джимми? Важный? — Ричард рассмеялся, вспомнив коренастую и тучную фигуру друга, его светло-голубые глаза с красноватыми жилками и пистолеты, торчащие из карманов пальто. — Нет, Китти, он такой же, как многие другие. Он не прочь выпить — когда я жил в Бристоле, Джимми был самым частым посетителем таверны моего отца. А теперь Джимми живет в Лондоне, он сумел сколотить целое состояние. Пока меня держали на «Церере», он помог мне сохранить здоровье и рассудок. За это я буду благодарен ему всю жизнь.
— И я тоже. Если бы не ты, Ричард, мне жилось бы гораздо хуже, — сказала Китти, надеясь польстить ему.
Ричард нахмурился:
— Неужели ты меня не любишь, Китти?
Она ответила ему многозначительным взглядом. Ричард давно перестал сравнивать ее глаза с глазами Уильяма Генри и стал считать их принадлежащими только Китти. Но это не умалило любовь Ричарда к жене.
— Неужели ты меня не любишь, Китти? — повторил он.
— Люблю, Ричард, и всегда буду любить. Но истинная любовь — это совсем другое.
— Ты хочешь сказать, что на мне свет клином не сошелся?
— Нет, ты — вся моя жизнь. — Свои мысли Китти выражала жестами, взглядами, гримасами, когда не находила слов, а сейчас она не могла подыскать верные слова, чтобы объяснить, что происходит с ней. — Знаю, ты считаешь меня неблагодарной, но ты ошибаешься — я по-настоящему благодарна тебе. Просто иногда я думаю о том, как могла бы сложиться моя жизнь, если бы меня не отправили на каторгу, не отослали так далеко от дома. А если в Англии меня ждет человек, предназначенный мне судьбой, с которым я никогда не увижусь? Если он и есть моя истинная любовь? — Увидев, как изменилось лицо Ричарда, она заторопилась пояснить: — Нет, я счастлива, мне нравится работать в огороде и убирать дом. Я с нетерпением жду, когда появится ребенок, но… Как бы я хотела узнать, чего я лишилась!
Какого ответа она ждет?
— Значит, к Стивену тебя уже не тянет?
— Нет, — уверенно произнесла Китти. — Он прав: это было всего лишь девичье увлечение. Теперь, глядя на него, я удивляюсь самой себе.
— А о чем ты думаешь, когда смотришь на меня?
Китти сжалась, съежилась, словно напроказивший ребенок; заметив это, Ричард пожалел о своем вопросе и о том, что невольно заставил ее солгать. Он понимал, что в эту минуту Китти лихорадочно подыскивает ответ, который удовлетворил бы их обоих, и едва заметно усмехнулся, ожидая исхода этих поисков. Это и есть истинная любовь: Ричард понимал, что его возлюбленная небезупречна, несовершенна, и все-таки любил ее всем сердцем. А Китти истинная любовь представлялась совсем иначе, возлюбленный виделся ей рыцарем в сияющих доспехах, который увезет ее далеко-далеко, посадив перед собой в седло. Когда же она наконец повзрослеет и поймет, что она уже окружена любовью? Ричард сомневался в том, что этот момент когда-нибудь наступит, а со временем решил, что так будет лучше. Два мудреца — слишком много для одной семьи. Его любви хватит на двоих.
Наученная опытом, Китти выбрала самый честный из ответов:
— Не знаю, Ричард. Ты ничуть не похож на моего отца, поэтому то, что происходит между нами, вовсе не инцест. Я всегда рада видеть тебя. Я безумно счастлива оттого, что ношу твоего ребенка, — ведь ты будешь прекрасным отцом…
Внезапно Ричард осознал, что еще ни разу не задавал жене один важный вопрос.
— Кого ты хочешь — мальчика или девочку?
— Мальчика, — не раздумывая, отозвалась Китти. — Как и любая женщина.
— А если родится девочка?
— Я буду любить ее, но постараюсь объяснить, что ей не на что рассчитывать.
— Ты считаешь, что этот мир принадлежит мужчинам?
— Да, это так.
— Но ты не будешь разочарована, если все-таки родится девочка?
— Конечно, нет! Ведь у нас будут и другие дети, и мальчики тоже.
— Я открою тебе одну тайну, — шепнул Ричард.
Китти приникла к нему.
— Какую?
— Самое лучшее, если нашим первым ребенком станет девочка. Девочки взрослеют быстрее, поэтому у мальчика, когда он родится, будет сразу две мамы — одна из них, почти его ровесница, сможет наказывать его за провинности, на что не хватит смелости настоящей матери.
Китти засмеялась.
— Откуда ты это знаешь?
— У меня были две старшие сестры. — Ричард потянулся, словно кот, расправляя ноги. — И я очень рад, что им хорошо живется в Бристоле, но вести о кузене Джеймсе меня расстроили. Если бы не он, я бы не выжил. В отличие от большинства каторжников я ни разу не болел — ни в тюрьме, ни на транспортном судне. Вот почему в свои сорок три года я сильнее любого юноши. Именно поэтому я могу любить тебя, как молодой. Я сохранил и здоровье, и силу.
— Но ты же голодал, как и все остальные.
— Да, но голод опасен только тогда, когда он наносит непоправимый ущерб мышцам, а мышцы у меня крепче, чем у многих. И потом, мне ни разу не пришлось подолгу голодать. В Рио мне довелось отведать апельсинов и свежего мяса, на Темзе нас кормил старший черпальщик, в море я ловил рыбу, а добрый человек по имени Стивен Донован как-то угостил меня свежими булочками с маслом и кресс-салатом. Мне просто повезло, Китти, — заключил Ричард и улыбнулся, полузакрыв глаза. Сегодняшний день выдался памятным.
— А я не согласна с тобой, — возразила она. — Все дело не в везении, а в каком-то качестве, которого нет у других людей. Зато оно есть и у тебя, и у Стивена, и, судя по вашим разговорам, у майора Росса. А еще — у Ната и Оливии Лукас. У меня его нет. Вот почему я радуюсь тому, что ты станешь отцом моих детей. Они унаследуют от тебя то, чего не могу им дать я.
Ричард поцеловал ей руку.
— Прекрасный комплимент, Китти. Наверное, ты все-таки немного любишь меня.
Китти раздраженно вздохнула и оглядела стол, заваленный книгами. Рядом на стуле стояла шляпная картонка.
— Когда ты отнесешь Лиззи шляпу? — спросила она.
— По-моему, ее должна отнести ты, чтобы помириться с Лиззи.
— Я не могу!
— Я тоже.
Так и не решив, как поступить со шляпой, они улеглись спать. От усталости Китти заснула, прежде чем Ричард успел приласкать ее.
Ричард продремал два часа, в полусне перед ним проплывали знакомые лица, искаженные многолетней разлукой. Проснувшись, он выскользнул из-под одеяла, бесшумно оделся и покинул дом. На крыльце ему пришлось утихомиривать расшалившихся щенят и котят: у Тибби появилась подружка Фатима, а у Шарлотты — Флора. Все они спали в сосновом чурбаке с дуплом, которое Ричард приспособил под конуру. Он уже решил больше не брать ни кошек, ни собак, опасаясь, что они перестанут ловить крыс. К счастью, Мактавиш не мог отвыкнуть от давней привычки охотиться на грызунов. Он оставался единственным представителем мужского пола среди четвероногих обитателей дома.
