* * *
Юрий Оборин сидел в квартире Раисы Васильевны и учил ее
девятнадцатилетнюю дочку Светлану карточной игре под названием «джокер».
– А что мне сносить? – огорченно спрашивала
девушка. – Мне все карты нужны, ненужной ни одной нет.
– Нужно уметь жертвовать, – смеялся Юрий. – В
этом вся хитрость игры. Отдавать ничего не хочется, но нужно обязательно. Твоя
задача – снести такую карту, при которой жертва будет минимальна.
– Так я какую ни положу – ты сразу заберешь и выложишь
свою комбинацию. Хитрый какой!
– А ты рискуй. Если боишься, что я заберу, постарайся
всунуть мне как можно больше лишних карт. Тогда я выложу комбинацию, которая
пойдет мне в плюс, а на руках останется балласт, который пойдет в минус. Думай,
рассчитывай. Карты – это не игра, карты – это жизнь. Поэтому в них так полезно играть.
Он не успел закончить свою нравоучительную сентенцию, как
зазвонил телефон. Светлана сняла трубку, потом протянула ее Оборину.
– Кажется, это тебя.
– Алло, – произнес Оборин сразу севшим от волнения
голосом.
– Вы звонили нам по поводу Тамары Коченовой? –
услышал он.
– Да-да. Видите ли…
– Представьтесь, пожалуйста, – перебили его.
– Моя фамилия Оборин.
– Юрий Анатольевич?! Господи, наконец-то! Где вы? Мы
вас ищем уже который день…
* * *
Михаил Владимирович Шоринов с трудом сдерживал дрожь,
которая то и дело сотрясала его. Оборин смылся из клиники, причем таким
способом, который недвусмысленно говорил: он догадался. Может, не обо всем, но
догадался. И что же теперь? Мало того, что они потеряли обещанные Эдуардом
Петровичем деньги, так они еще и Оборина потеряли. Впрочем, не они. Он. Только
он, Шоринов. Потому что сидящий перед ним с нахальной усмешкой на лице Саприн
хочет свою долю получить во что бы то ни стало. Считает, что Шоринов сам во
всем виноват, так пусть расплачивается.
Ольга в панике, звонит каждые полчаса, спрашивает, не
появился ли Оборин. Почему же все сорвалось? Ведь все шло так гладко, Оборин
«клюнул» на Ольгу, влюбился, сам захотел лечь в клинику и лежал там в полное
свое удовольствие, писал диссертацию и медленными верными шагами двигался к
траурному концу. Все было так хорошо. Что же случилось? Какой бес в него
вселился?
– Михаил Владимирович, – говорил между тем
Саприн, – я жду, когда вы отдадите мне деньги. Мы же с вами договорились,
что я выхожу из игры. Мне надоели ваши дурацкие выверты. И искать Оборина я не
буду.
– Да получишь ты свои деньги, – раздраженно
ответил Шоринов. – Ты только о деньгах и думаешь. Подумал бы лучше, как
нам теперь выпутываться.
– Вам, – спокойно поправил его Саприн. – Вам,
а не мне. Мне, между прочим, ничего не угрожает. Никто меня за убийство не
разыскивает, потому что в России об этом убийстве ничего не известно. Не
забывайте, я взялся за Тамару только потому, что мне нужны деньги, а вовсе не
потому, что спасал свою шкуру. А теперь вы мне надоели, и я не хочу больше
помогать вам выкручиваться. Вас жадность губит, Михаил Владимирович, отсюда все
ваши неприятности. Короче, давайте тридцать пять тысяч, и я уберусь отсюда.
– У меня нет таких денег, – вздохнул
Шоринов. – Ты что, шутишь? Я при себе такие суммы не держу.
– Катя! – неожиданно крикнул Саприн. – Иди
сюда, пожалуйста.
Из кухни прибежала Катя, которая в одиночестве пила кофе,
оставив мужчин наедине с их непонятными проблемами.
– Катюша, Михаил Владимирович хочет, чтобы я рассказал
тебе…
– Выйди отсюда!!! – заорал Шоринов, не владея
собой. – Убирайся!
– Ты что, Дусик? – недоуменно спросила
Катя. – Вы же сами меня звали.
– Я сказал: вон! Иди на кухню.
Лицо Кати как-то незаметно изменилось, в одно мгновение
превратившись из удивленно-обиженного в холодное и жесткое.
– Я тебе не собака, – с тихой яростью сказала
она. – Дай мне денег, я поеду к своим. Завтра у отца день рождения, нужно
купить продукты. Я не хочу, чтобы вы свои разборки у меня на нервах устраивали.
Шоринов вытащил бумажник и швырнул ей несколько стотысячных
розовых купюр. Купюры разлетелись по полу. Саприну стало неловко, он нагнулся и
принялся их собирать.
– Не надо, Коля, – спокойно сказала Катя. –
Дусик не тебя хочет унизить, а меня. Не лишай его этого удовольствия.
Саприн подчинился, молча протянув ей уже собранные купюры и
покорно сев на место. Он видел, как Катя, стоя на коленях, собирает
разбросанные по полу деньги, и чувствовал, как его охватывает непонятная и
доселе не испытанная боль. Боль поднималась откуда-то из груди, наплывала на глаза,
лоб, затылок, мешала дышать. Боже мой, он так ее любил!
Катя собрала наконец все деньги, достала из шкафа брюки и
свитер и вышла из комнаты.
– Михаил Владимирович, – твердо произнес
Саприн, – извинитесь перед ней. Вы ведете себя по-хамски. Так нельзя, она
не виновата в ваших неприятностях.
– Обойдется, – бросил Шоринов. – Не барыня.
За те деньги, которые я ей даю, может и потерпеть. Думай лучше, где Оборина
искать.
– Сами обойдетесь, – злобно прошипел
Николай. – Редкая вы сволочь все-таки.
Он резко поднялся и вышел в прихожую, где Катя уже
застегивала куртку. Лицо ее было белым и словно неживым.
– Катюша, – мягко начал он, – прости нас. Я
не должен был позволять ему кричать на тебя, но…
– Да пошел ты, козел! – бросила она ледяным тоном
и изо всех сил хлопнула дверью.
* * *
Василий Викторович Голубцов встал в самом радужном
настроении, принял душ, побрился, позавтракал и уселся за работу. Работал он
редактором в одном крупном издательстве, рукописи брал на дом и на службу
являлся не чаще одного раза в неделю. Он был неплохим стилистом, поэтому ему
давали на редактирование переводные любовные романы, от которых его постоянно
тошнило. Он неоднократно просил хоть какие-нибудь боевики или триллеры, но старший
редактор был непреклонен, объясняя, что авторы боевиков пишут примитивно и
просто, поэтому их и переводить несложно. А любовный роман – штука тонкая,
автор обычно претендует на некоторую литературность, поэтому после переводчика
текст нужно тщательно редактировать. Голубцов вздыхал, но только до того
момента, как приходилось расписываться в ведомости за гонорар. Платили в
издательстве более чем прилично. А главное – была масса свободного времени,
которое можно было потратить на зарабатывание денег самыми разными способами.
Он успел отредактировать почти десять страниц, когда
телефонный звонок заставил его закрыть папку с рукописью и начать одеваться.
Позвонила жена, которая с утра уехала навестить свою мать, и с ужасом в голосе
сообщила, что у тещи Голубцова сломался телевизор и старая женщина в панике,
потому что смотрит все утренние, дневные и вечерние сериалы, и просто
невозможно представить, как она проживет без этого хотя бы один день. Зная
капризный и несносный характер любимой тещи, Василий Викторович безропотно
собрался ехать. Он отвезет в Крылатское, где живет теща, небольшой цветной
телевизор, который летом они используют на даче, а на зиму забирают в город.
Тещин же «ящик» быстренько отвезет в мастерскую, где работает знакомый мужичок,
который сделает все в лучшем виде. День, конечно, пропал, но с престарелыми
родственниками нужно считаться.
