Накануне зарядил дождь, да не мелкий, а самый настоящий
проливной. Дождь всегда наводил на Веронику тоску, вгонял ее в уныние. Она
всегда любила простые понятные радости – хорошую еду, красивую одежду,
солнечную погоду, веселую кинокомедию. Ночь она провела без сна, думая о том,
как переменится завтра вся ее жизнь. Завтра в это же время она уже будет
богата.
В шесть утра она вскочила бодрая и полная сил, и снова к ней
вернулась мысль о чашечке кофе в компании с синеглазым Первушиным. Она решила
одеться соответственно. С одной стороны, в банке она должна выглядеть так, как
и должна выглядеть состоятельная дама, через руки которой проходят большие
суммы наличными. Актриса или писательница, получающая гонорары. Деловая
женщина. Дорогая содержанка, получающая подарки. Или еще что-нибудь в таком же
роде. С другой стороны, она должна безусловно понравиться Первушину. Сегодня
вечером, когда она станет богатой и независимой, она устроит себе праздник в
компании с мужчиной, о постели с которым она с удовольствием думает вот уже два
месяца.
Надев длинную узкую юбку и такой же топик из темно-синего
шелка, Вероника накинула сверху облегающий пиджак из ткани с
сине-бежево-розовыми цветами. Получилось очень элегантно. Серебряные браслеты и
цепочки хорошо гармонировали с темно-синим шелком, а бежевые туфли оказались
как раз в тон бежевым цветам. Одним словом, она осталась довольна собой.
Выйдя из подъезда, она раскрыла зонт и побежала к своей
машине. Дождь лил еще сильнее, чем вчера, небо заволокло, и не было видно ни
малейшего просвета. Бросив сумочку на пассажирское место, Вероника повернула
ключ зажигания. Никакой реакции. Машина чихнула и смолкла. Вероника даже не
обратила внимания на эту глупость: мало ли случаев, когда совершенно исправный
автомобиль не заводится с первого раза. И даже со второго. Она спокойно
повторила попытку. Снова ничего. И в третий раз. И в пятый… Минуты шли, а она
так и не отъехала от своего дома, хотя по предварительным расчетам должна уже
была выезжать на автостраду Зальцбург – Вена. Вероника снова и снова
поворачивала ключ и в отчаянии думала о том, что ничего не понимает в
устройстве автомобиля. Единственное, что она может, это нажать на рычажок и
открыть капот. Но что делать дальше, она не имеет ни малейшего представления.
Мелькнувшую было мысль взять такси она отвергла сразу. Она
слишком долго думала о том, как будет класть деньги в банки, и понимала, что ни
за что не сядет в машину, в которой лежит миллион долларов наличными. Эта
машина уже заранее казалась ей начиненной взрывчаткой. Конечно, она
планировала, что они будут ехать на двух машинах: она – на своей, Первушин – на
своей. Охрана денег и их перевозка – его задача, его проблема. И если что-то
случится в пути, то пусть случится с ним, а не с ней. Если ехать в Визельбург
на такси, то придется или отпускать водителя и пересаживаться в машину к
Первушину, или брать такси до Вены, ездить на нем целый день по городу и потом
возвращаться в Гмунден. Во-первых, это очень дорого, у нее нет таких денег, а
тот миллион, который уже сегодня будет положен на ее имя, предназначен вовсе не
для таких трат. Во-вторых, это опасно. Водителю ничто не помешает подсмотреть в
окно, чем они с Первушиным будут заниматься в десяти разных банках, и кто
знает, как он себя поведет на обратном пути. Ведь будет уже вечер… Конечно,
есть надежда, что Николай проведет этот вечер с ней вместе, и даже ночь, но все
равно завтра придется возвращаться в Гмунден. Маловероятно, что Николай ее
отвезет, ему нужно будет срочно возвращаться в Москву, везти документы. Нет,
Вероника Штайнек-Лебедева знала совершенно точно, что лучше всего было бы ехать
на своей машине и ни от кого не зависеть. Но со своей машиной явно не
получалось. Значит, придется ловить такси. «Черт с ним! – сердито подумала
Вероника. – Доеду до Визельбурга и отпущу машину. Из Визельбурга до Вены
доеду с Николаем, а там посмотрим. Сейчас главное – скорее добраться, я и так
уже опаздываю. А вдруг он меня не дождется, решит, что я передумала, и уедет?
Это означает, что сделка откладывается снова на неопределенное время. А я не
могу больше ждать. Вчера после дежурства я сняла халат и сказала себе, что
больше никогда, никогда, никогда не прикоснусь к нему. Я больше никогда не
возьму в руки горшок с вонючим дерьмом. Я больше никогда не буду возиться с
чужими обоссанными простынями. Господи, я так радовалась! Я не смогу снова…»
Она выскочила из машины и побежала через парк, на территории
которого была расположена клиника, в сторону шоссе в надежде поймать такси.
Умом она понимала, что в половине седьмого утра в субботу, когда на улице
проливной дождь, это нереально. Но все равно надеялась.
Прошло еще пятнадцать минут, а она так и не двинулась в
сторону Визельбурга. Улица была пустынна и заполнена, казалось, одним только
дождем. Даже воздуха не было, кругом один дождь…
Внезапно она услышала шум мотора у себя за спиной. Вероника
обернулась и увидела темно-бордовую «Ауди», выползающую из ворот клиники. Машина
притормозила возле нее. Вероника наклонилась, заглянула в салон и
почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы облегчения. Это была фрау
Кнепке, пятилетний сын которой лечился в клинике. Сейчас он забился в уголок на
заднем сиденье, и его темные глазенки восторженно поблескивали, словно в
предвкушении настоящего приключения. Радость же Вероники была вызвана тем, что
фрау Лилиана Кнепке была русской. И слава богу, ей можно было все объяснить и
обо всем договориться.
Фрау Кнепке тоже узнала санитарку, потому что приветливо
улыбнулась и открыла дверь.
– Садитесь. Вам куда?
– Мне хотя бы до Визельбурга, если вам по пути.
– Что значит «хотя бы»? – вскинула красиво
очерченные брови Лилиана. – А на самом деле вам куда?
– На самом деле в Вену, но в Визельбурге я должна
встретиться с одним человеком. Мне неловко вас затруднять…
– Глупости, – весело прервала ее Лилиана. –
Здесь, в Гмундене, кроме вас, по-русски не с кем поговорить. В Вене с этим
проще, у меня большой круг знакомых из числа наших эмигрантов, а в Гмундене вы,
наверное, единственная русская. Так что если мой приход к сыну не совпадает с
вашим дежурством, то я так и лопочу весь день по-немецки. Устаю ужасно,
все-таки неродной язык очень утомляет, правда? Пока не привыкнешь, конечно. В
котором часу у вас назначена встреча в Визельбурге?
– В восемь.
– Хорошо. Если этот человек уже ждет и если ваша
встреча с ним ненадолго, я довезу вас до Вены. Вы уж извините, задерживаться я
не могу. У нас с Филиппом сегодня о-о-очень ответственное мероприятие, да, Филипп?
– У меня сегодня день рождения! – гордо сообщил
малыш, вставая на заднем сиденье на колени и начиная подпрыгивать. – Мама
получила разрешение забрать меня из клиники и отвезти домой на целых два дня!
Мы будем вместе с папой, маленькой Анни и Большим Фредом справлять мой день
рождения.
– Анни – наша младшая дочь, – с улыбкой пояснила
Лилиана, – а Большой Фред – наша собака, черный терьер. Он действительно
большой. Мы хотели ехать вчера вечером, но из-за дождя решили подождать до
утра, думали, ливень прекратится. Знаете, на ночь глядя ехать по мокрому шоссе
как-то боязно. Утром все-таки светло, даже если дождь и не кончится. Филипп
проснулся в начале седьмого и больше не захотел ждать ни минуты. По отцу
соскучился, по сестренке, по собаке, вообще по дому. Он ведь уже полгода лежит
в клинике, конечно, ему все надоело.
