– Но хотя бы стрелять-то он умеет?
– Блестяще. При трех выстрелах выбивает двадцать семь
очков, при пяти – сорок восемь. Это сейчас, а когда работал в розыске и
регулярно тренировался, был бессменным победителем все восемь лет.
– Странный малый, – задумчиво пожал плечами
Денисов. – А он, случайно, не сумасшедший?
– А это пусть ваша супруга скажет.
– Ну что ж, – Денисов со вздохом поднялся с
кресла, – пойдем проведаем, как Вера Александровна развлекает твоего
протеже. Но смотри, Толя, головой за него отвечаешь. Кстати, у него есть связи
в милицейских кругах в Москве?
– Не знаю. Но если и есть, то не на уровне руководства.
Кем он был? Рядовым сыщиком в нашем заштатном городишке.
– Но ему понадобится помощь. В списке тридцать четыре
человека, и двадцать шесть из них – москвичи. Разумеется, начать он должен
будет именно с Москвы. Я попрошу Каменскую ему помочь.
Старков резко остановился посреди длинного коридора.
– Эдуард Петрович, не делайте этого!
Денисов медленно повернулся к нему и внимательно посмотрел в
глаза.
– Почему, Толя?
– Не нужно. Не трогайте ее.
– Почему? Ты перестал ей доверять? Ты что-то знаешь?
– Я знаю только одно: она будет мучиться. Я прекрасно
помню, как тяжело ей было принимать ваше предложение тогда, два года назад, как
она терзалась. Она же знала, кто вы такой и какими деньгами ворочаете. А после
того, как погиб ваш сын, она чувствует себя вашей должницей и не сможет
отказать.
– Вот и прекрасно, пусть не отказывает. Пусть поможет
Тарадину.
– Эдуард Петрович, прошу вас, не трогайте Анастасию.
Она знает, что вы по уши сидите в криминальном бизнесе, что вы крупнейший
воротила среди преступников-финансистов, и, не имея возможности вам отказать,
она будет делать то, о чем вы ее попросите, но она сойдет с ума. Вы хотите
заставить ее страдать? Вспомните, как она помогла нам всем два года назад. С
нее достаточно.
– Как ты за нее заступаешься! – усмехнулся
Денисов. – Уж не влюбился ли?
Лицо Старкова непроизвольно дернулось, и Денисов понял, что
попал в больную точку. Надо же, а он и не заметил тогда. Вот только сейчас
вылезло… Ай да Толя!
– Я отдал ей своего сына, – медленно сказал он,
глядя пристально в глаза начальника контрразведки. – И имею право просить
ее об услуге, пусть даже выполняться мои просьбы будут ценой ее страданий. Не
волнуйся, престарелый Ромео, я не стану просить ее ни о чем незаконном. Эта
девочка мне нравится, и я буду ее беречь.
Он повернулся и пошел дальше по коридору в сторону гостиной,
уверенный в том, что Анатолий Владимирович Старков послушно идет за ним.
Распахнув дверь, он увидел жену и Тарадина, занятых непринужденной беседой.
– Толенька! – радостно воскликнула Вера Александровна,
которая выделяла Старкова из всей команды мужа, искренне ему симпатизировала и
считала единственным интеллигентным человеком из всех, кто составлял окружение
Денисова.
Она легко поднялась с дивана и царственным жестом протянула
Старкову морщинистую, покрытую пигментными пятнышками, но все еще изящную
ручку, которую тот галантно поцеловал.
– Я на вас в обиде, Толенька, – лукаво улыбаясь,
сказала Вера Александровна. – Почему вы прятали от меня такое сокровище,
как Володя? Почему вы раньше никогда не приводили его к нам? За полчаса беседы
с ним я получила столько удовольствия, сколько не получала и за месяц.
– Чем же вы так покорили мою супругу? –
поинтересовался Денисов, снова всматриваясь в Тарадина.
Он ожидал, что сейчас гость откроет рот и ляпнет какую-нибудь
банальность, но, к удивлению Эдуарда Петровича, Тарадин молчал, словно и не
слышал вопроса.
– Оказывается, Володя – знаток истории костюмов, и он
рассказал мне массу интереснейших вещей.
– Неужели? – скептически хмыкнул Денисов. –
Что ж, я очень рад. Через полчаса Алан подаст обед, а пока можно выпить
чего-нибудь.
Он подошел к встроенному в стену бару и открыл дверцу.
– Что тебе налить, Верочка?
– Чуть-чуть кампари.
– А тебе, Толя?
– Мне ничего, спасибо.
– А вам?
Денисов выжидающе повернулся к Тарадину, подумав, что до сих
пор даже не слышал его голоса. Ну, теперь-то он не сможет проигнорировать
вопрос и не ответить.
– Виски с содовой.
Голос у Владимира оказался низким и густым, что как-то не
вязалось с его неказистой неуклюжестью. Эдуард Петрович подал жене и гостю
стаканы, себе плеснул джина на самое донышко и уселся на бежевый диванчик рядом
с женой. Старков поймал его строгий взгляд и тут же увел Тарадина в другой
конец большой гостиной, привлекая его внимание к висящей на стене картине –
написанному маслом натюрморту.
– Ну как? – тихонько спросил Денисов, когда они
отошли достаточно далеко.
– Хорошо, Эдик, – кивнула Вера
Александровна. – Очень хорошо. На мой дилетантский взгляд – просто
превосходно. Умеет казаться скованным и застенчивым, в то же время умеет быть
обаятельным очаровашкой. Любую бабу заговорит до беспамятства, удачно выбрал
хобби – историю костюма, на это редкая женщина не попадется. Для мужиков у него
есть другая приманка – история охоты. Как охотились, на какого зверя, каким
оружием, какие традиции существовали и так далее. А голос! Ты слышал его голос?
Это же с ума сойти! Если таким голосом говорить нужные слова, то про внешность
вообще забудешь.
– Умен?
– Бесспорно.
– Итак, каким он может казаться – ты выяснила. А каков
он на самом деле?
– Хам, Эдик. Самый обыкновенный хам, как и девяносто
пять процентов мужского населения. Тонкие движения души ему недоступны.
– Он был груб с тобой?
– Боже упаси! – Вера Александровна
рассмеялась. – Он был необыкновенно мил. Но в моем возрасте, дорогой, уже
пора разбираться, где игра, а где натура.
– Спасибо, Верочка, твои оценки всегда бывают точны.
Понаблюдай за ним еще во время обеда, а потом я приму решение.
– И что ты хочешь от меня услышать? Для какой работы ты
его готовишь?
– Он – частный детектив, и на меня будет работать
именно в этом качестве. От него требуется сообразительность, но самое главное –
выдержка и самообладание. Мне не нужны люди, готовые чуть что хвататься за
пушку. Я не люблю, когда рядом со мной и моими помощниками начинается стрельба.
Денисов встал, поставил пустой стакан на столик и подошел к
гостям, которые от натюрморта перешли к следующей картине, написанной в
подражание пуантилистам и изображающей финальную сцену из «Алых парусов» Грина.
