– Знает. – Она улыбнулась. – Но он любит их
нарушать.
– А ты? Ты сама знаешь правила?
– Знаю. Раз ты меня содержишь, я не должна иметь дела с
другими мужчинами. Правильно?
– Правильно, – буркнул он.
Скандал не вытанцовывался. Интересно, почему она его совсем
не боится? Ведь за такие фокусы в одну секунду можно лишиться всего – квартиры,
ежемесячных выплат на помощь семье. Михаил Владимирович начал злиться. Что она
о себе воображает, мелкая потаскушка?
– Значит, так, – начал он. – Реши,
пожалуйста, раз и навсегда, кто твой хозяин. Если я – будь любезна извиниться,
и впредь чтобы ноги его здесь не было. Встречаться с ним не будешь. Если он –
завтра же выметайся из квартиры к чертовой матери, возвращайся в свой
многодетный бардак и крутись там как хочешь.
Не хочет оправдываться и врать, мстительно подумал Шоринов,
пусть извиняется. Вот тут-то он ей покажет, что такое хозяин и его собака. Он
ее заставит на коленях ползать, ботинки его целовать. Такое унижение ей устроит
– век не забудет и повторения не захочет.
– Ладно, – неожиданно ответила Катя. – Я
подумаю, решу и скажу тебе. А пока я думаю и решаю, я могу пожить здесь?
Она улыбнулась весело и снисходительно, как улыбаются детям,
когда они пытаются заставить взрослых вести себя по ребячьим правилам. Этого
Шоринов вынести уже не мог и взорвался.
– Сука! – заорал он. – Дешевая сука! Ты что
себе позволяешь? Берешь у меня деньги, а сама под моим носом мужиков водишь? В
этом твоя благодарность?
– Ну что ты распсиховался, Дусик? – невозмутимо
ответила она. – Коля мне нравится, я нравлюсь ему, он хочет на мне
жениться. Между прочим, он сделал мне предложение.
– И что? – внезапно осипшим голосом спросил
Шоринов. – Ты его приняла?
– Я обещала подумать. Дусик, милый, это же все к
лучшему. Он женится на мне, я перееду к нему, освобожу тебе квартиру. И тебе
уже не нужно будет каждый месяц давать мне деньги. Как говорится, леди с
фаэтону – пони легче. Зачем так нервничать?
– А я? – глупо спросил Михаил Владимирович, еще не
понимая, что она обвела его вокруг пальца и повернула разговор в совершенно
невыгодную для него колею. – А я как же?
– Что – ты? А ты найдешь себе другую, из более благополучной
семьи, на которую у тебя не будет уходить столько денег. Всем выгодно.
– Какую другую?! – взвился он. – Я не хочу
другую! Я тебя нашел, я тебя содержу, плачу твоей семье. Почему я должен тебя
отдавать какому-то проходимцу?
– Ах, ты другую не хочешь? – протянула она,
недобро улыбаясь. – Тогда терпи, миленький. Если я тебе не нужна – отпусти
с миром и не скандаль по пустякам. Если нужна – веди себя прилично. Я же не
устраиваю истерик по поводу того, что ты ночуешь всегда у себя дома. Мало того,
что ты спишь со своей женой, так ты и днем шляешься неизвестно где, я же тебя
не караулю и не проверяю, мало ли с какими девками ты время проводишь. Я хоть
раз заикнулась об этом? Я свое место, миленький, очень хорошо знаю. И ты свое
знай. Не хочешь другую – бери что дают.
– Мерзавка, – обессиленно простонал он.
Ну как она его подловила, а? Хитра, сучка. Не признаваться
же ей, в самом деле, что у него уже давно проблемы с сексом, что лет пять назад
он уже решил было, что превратился в полного импотента, и только рядом с ней
ожил. Дома ночует! Приличия он соблюдает, а с женой не спит уже много лет. Но
разве можно Кате об этом говорить? Здоровый мужчина должен исполнять свой
супружеский долг как минимум до шестидесяти пяти лет, а то и до семидесяти,
совершенно независимо от того, влюблен он в жену или нет. Правила есть правила,
их надо соблюдать. Если не можешь заставить себя удовлетворить жену, значит,
слабак, импотент. Или дурак, что не лучше. Другую! Где ее взять-то, другую,
чтобы все исправно стояло при взгляде на нее? И потом, есть еще один щекотливый
момент. Катя обходится ему дешевле, чем обойдется любая другая содержанка. Ну
сколько он на нее тратит? Штуку дает каждый месяц на хозяйство, на продукты,
покупки там всякие, еще на штуку примерно делает ей подарки, покупает белье,
одежду. И две штуки – на семью. Итого четыре тысячи долларов в месяц. Где за
такие деньги найти молодую сексуальную телку, чтобы дома сидела и компаний
никаких не водила? Обыщешься. Нынешние девахи к домашней жизни вкуса не имеют, их
в ночные клубы водить надо, в рестораны, на курорты дорогие возить. Но хуже
всего то, что они совершенно не переносят спокойного одинокого затворничества.
Посели такую в отдельную квартиру – завтра же там начнут собираться всякие
обкуренные шизики и прочая мразь. А послезавтра, узнав поподробнее про
богатенького любовника, еще и наезжать примутся, хлопот не оберешься. Нет,
Катерина – сокровище, таких поискать. Нельзя с ней расставаться. Тогда что же
остается? Дать ей волю, пусть трахается с Саприным? Знать и терпеть? Ну уж нет.
Расчет – расчетом, но и самолюбие иметь надо.
– Чтоб в последний раз, – угрожающе произнес
он. – И перестань валять дурака.
Катя ничего не ответила, и скандал сам собой умер,
практически не родившись. Кофе они допивали в молчании. Катя унесла посуду на
кухню, но в комнату после этого не вернулась. Михаил Владимирович посмотрел на
часы – прошло сорок минут, звонить дядюшке еще рано. Чего она там застряла?
Обиделась? Характер показывает?
Он вышел из комнаты и заглянул на кухню. Катя, повязав
передник поверх спортивного костюма, резала овощи. На плите в большой кастрюле
что-то варилось.
– Чем занимаешься? – примирительно спросил
Шоринов.
– Варю борщ для хозяина, – ответила она, не
оборачиваясь.
– Ладно, прекрати. Знаешь ведь, что виновата. Нечего
коготки выпускать.
– Как хозяин прикажет.
– Тьфу, дура! – беззлобно плюнул он и вернулся в
комнату.
Время тянулось долго, он включил телевизор, бессмысленными
глазами потаращился на какой-то боевик, витая мыслями где-то далеко. Его
беспокоила ситуация с Тамарой. Тамару нашла и привела Ольга Решина, ручалась за
нее, говорила, что девица без принципов, жадная до денег и неглупая. Ну и где
теперь эта «без принципов»? Кто ее еще ищет? Зачем? Может, за ней криминал
какой-то числится? Все равно нельзя, чтобы ее нашли посторонние, будь то менты
или кто другой. Потому что если за Тамарой грешок, то она, чтобы откупиться,
может про Шоринова рассказать и про всю операцию с архивом. Когда себя спасать
надо, еще и не то расскажешь.
Наконец минутная стрелка завершила полный круг по
циферблату, и Михаил Владимирович снова позвонил родственнику.
* * *
С появлением архива профессора Лебедева дела у доктора
Бороданкова пошли веселее, но, конечно, не до такой степени, чтобы враз все
получилось. Собственный архив – это не научный отчет, из которого виден весь
ход научного поиска, результаты экспериментов и итоговый результат. Архив
Лебедева представлял собой рабочие записи, черновики, наброски. Уже после
первого просмотра этих бумаг Александр Иннокентьевич понял, в чем была его
принципиальная ошибка и в каком направлении шел сам Лебедев. Но от генерального
направления до нового бальзама путь был неблизким и не сказать чтобы уж очень
гладким. Бороданков с энтузиазмом принялся за дело, но пока что в отделении у
него лежали три человека и все они чувствовали себя с каждым днем все хуже и
хуже. Талантливый программист Герман Мискарьянц умер, певец Гирько тоже умер,
вчера в анатомичку отправили тело художницы, готовившей иллюстрации к детской
энциклопедии. Правда, некоторый сдвиг все-таки наметился, во всяком случае у
нынешних пациентов ухудшение состояния шло не так резко. Но все равно до победы
было далеко…
