– Завтра?
Ольга вырвалась из объятий мужа и одернула белоснежный
короткий халатик, высоко открывающий красивые ноги.
– Почему завтра? – спросила она, нахмурившись.
– А почему нет? – в свою очередь спросил
Бороданков.
– Но… – Она осеклась. – Я хочу сказать, если он
закончил работу, то может уйти сегодня. Почему нужно ждать до завтра?
– Ему так удобнее, – пожал плечами Александр
Иннокентьевич. – Он сказал, что хочет еще поработать над текстом, вылизать
его. Вполне понятно. Что тебя так удивило, я не понимаю. В конце концов, у него
оплачено еще четыре дня.
– А как он себя чувствует?
– Не жалуется. Послушай, что мы ему даем? Какой
вариант?
– Был сорок седьмой, а последние два дня – пятьдесят
первый.
– Отлично! Просто отлично! – Бороданков потер
руки, снова схватил жену в охапку и расцеловал в обе щеки. – Конечно, этот
юрист чувствует себя неважно, это невооруженным глазом видно, хоть он и не
жалуется. Но у него по истечении десяти дней еще достаточно сил для того, чтобы
уйти. Это значит, что сорок седьмой и пятьдесят первый варианты наиболее близки
к тому, что мы ищем. Мы уже на пороге, Оленька, осталось совсем немного. Еще
чуть-чуть, еще одно усилие, еще один рывок – и мы с тобой победители. Ты
понимаешь? Мы с тобой – победители!
– Да, Саша, – повторила она шепотом, глядя прямо в
глаза мужу. – Мы с тобой – победители.
Она прижималась к нему все крепче, не отводя глаз от его
лица, и уже через минуту Александр Иннокентьевич лихорадочно расстегивал на ней
халатик, под которым ничего не было, кроме чисто символических кружевных
лоскутков и тоненьких шнурочков, призванных обозначать дамское белье. Он обожал
такие моменты, когда Ольге удавалось зажечь его в самых сложных и неподходящих
условиях. Бесшабашна только неопытная молодость, а с возрастом начинает мешать
все, даже легкий шум, даже запах, не говоря уж о людях, которые постоянно ходят
мимо двери. И если Ольга могла спровоцировать его на занятия любовью среди бела
дня в рабочем кабинете, где не было удобной широкой кровати и чистого белья,
значит, он еще – ого-го! Он еще может. Потому что он – победитель.
* * *
Едва отдышавшись после бурного любовного экспромта, Ольга
отправилась к Оборину. Юрий по-прежнему лежал на кровати, и ей даже показалось,
что он не пошевелился с того момента, как она ушла от него утром. Похоже, у
него сильная слабость, но он почему-то не хочет говорить об этом. Вот и Сашу
ввел в заблуждение. Конечно, Саша видит, что Оборин чувствует себя неважно, но
она-то знает, что на самом деле он чувствует себя очень плохо. Потому что
микстура, которую он пьет, является не сорок седьмым и не пятьдесят первым
вариантом лакреола, а старым, имеющим номер двадцать четвертый. И если
принимать ее семь дней подряд, то летальный исход гарантирован. На восьмой день
наступают необратимые изменения, и потом уже пей – не пей, а конец один. Дня
через два.
– Бороданков сказал мне, что ты хочешь выписываться
завтра, – начала она без всяких предисловий.
– Да, – подтвердил Оборин. – А что тебя
беспокоит?
– Но мне казалось, мы договорились… – Она
растерялась. – Мой муж уехал…
– Оленька, милая, но ведь ты сегодня целый день
работаешь. Ты пробудешь здесь до десяти часов вечера. Так какой же мне смысл
уходить домой? Здесь я по крайней мере знаю, что ты рядом, что я могу нажать
кнопку звонка и позвать тебя. Мне все равно нужно еще немного поработать над
текстом, так уж лучше здесь. А то я ведь знаю себя: сейчас явлюсь домой, начну
звонить по телефону, заниматься всякой ерундой, общаться с друзьями, с
родителями. В результате главу я до полного блеска не доведу, а завтра начну
разрываться между тобой и текстом. Зачем это нужно? Ты согласна?
Она уже вполне овладела собой и сообразила, что и как нужно
сделать, чтобы заставить его вернуться домой сегодня же.
– Конечно, милый.
Она расстегнула халатик и прилегла рядом с ним на кровать,
которая была достаточно широкой для сексуальных упражнений.
– Я понимаю, для тебя главное – твоя работа, твоя
диссертация, – мурлыкала она, положив его руку себе на грудь и нежно
поглаживая живот Юрия. – Но я, честно признаться, надеялась, что мы уже
сегодня ночью сможем быть вместе. А так целая ночь пропадет. Жалко же!
Ее рука скользнула ниже, и Ольга внезапно поняла, что Оборин
действительно очень плохо себя чувствует. В первый раз за все время он не
среагировал на ее ласки.
– Что с тобой? – озабоченно спросила она. –
Ты действительно нездоров? Хочешь, я приглашу кардиолога, чтобы посмотрел тебя?
– Все в порядке, Оленька, не волнуйся. Ну подумаешь, не
встал у меня, так сразу уже кардиолога приглашать? Дело житейское.
Она поднялась с кровати, застегнула халатик и присела в
стоящее рядом кресло. Взяв Оборина за руку, стала тихонько поглаживать его
пальцы, то и дело поднося их к губам и целуя.
– Господи, Юрочка, какой же ты глупый! – тихонько
говорила она. – Чувствуешь, что у тебя нет сил, нет желания – так и скажи.
Не нужно этого стесняться, это действительно абсолютно житейское дело. А ты мне
начинаешь сказки рассказывать про текст, который надо подправить. Дай слово,
что не будешь больше морочить мне голову.
– Даю, – усмехнулся Оборин.
– Дай слово, что никогда не будешь пытаться любить меня
через силу.
– Не буду.
– Дай слово, что сегодня ты будешь ночевать дома.
– Но я же объяснил тебе, что не хочу сегодня уходить
отсюда. Я хочу быть поближе к тебе.
– Ты можешь уйти вечером, когда кончится мое дежурство.
Хочешь, уйдем вместе? И поедем к тебе.
Ольга знала, что ни за что на свете не поедет домой к
Оборину. Да и как она могла бы поехать, когда Саша здесь? Но нужно было во что
бы то ни стало вытащить его из клиники и отправить домой. Миша велел обеспечить
его присутствие в квартире до истечения суток. До двадцати четырех часов. И она
готова была пообещать все что угодно, только чтобы выполнить это условие.
– Я же вижу, ты боишься, что вечером снова будешь плохо
себя чувствовать. Знаешь что? Давай так: ты дописываешь свою вторую главу и
уходишь сегодня домой, ночуем мы каждый у себя, а завтра прямо с утра я приеду
к тебе, привезу продукты с рынка и начну тебя лечить. Ты у меня, наверное, в
неволе зачах, без свежего воздуха, без движения. Ну как? Договорились?
– Договорились, – слабо улыбнулся Оборин. –
Так и сделаем.
* * *
Николай Саприн получил неожиданную передышку. Дусик-Шоринов
сказал, что искомый аспирант юрфака будет доступен контакту попозже к вечеру.
Как только он окажется дома, можно будет звонить заказчику и докладывать, что
человек найден. Стало быть, день у Николая оказался относительно свободным,
поэтому первое, что он сделал, – попытался поговорить с Катей.
