Я присела на кровать, не вполне понимая, что же делать дальше. Носильщики оставили мой багаж на полу комнаты, но станет ли эта женщина в сари распаковывать его, как это обычно делает горничная для своей леди в Англии? Я потянулась, чтобы расшнуровать ботинки, но она — моя прислуга, как я теперь поняла — уже стояла у моих ног с тазом ароматизированной воды. Она улыбнулась, мягко отведя мои руки, и сама сняла мои ботинки. Я попыталась представить милую, веселую Кэти столь же услужливой и только улыбнулась.
Девушка отправила из комнаты мальчика и жестом попросила меня встать. Потом помогла мне раздеться до сорочки, чтобы освежить меня розовой водой. Было так жарко, я устала и чувствовала себя одиноко без Кэти, и сердце болело, скучая по Фелисити. Я застонала, когда служанка прикоснулась к моему лицу прохладной губкой. Когда она закончила обмывать меня, то поклонилась, словно я оказала ей честь, и, захватив таз и ведро, покинула комнату.
Я забралась на кровать, опустила москитную сетку и легла, раскинув руки и ноги. После месяцев, проведенных в гамаке, настоящая кровать казалась невероятной роскошью. Я лежала, удивляясь тому, что до сих пор не ценила ее по достоинству. Мальчик, наверно, вернулся к опахалу, так как тело мое ощутило ритмичное движение воздуха. Думаю, я могла бы умереть от наслаждения в этот момент, но…
О, Кэти…
Я смотрела на провисающий надо мной сетчатый полог, радовалась благополучному завершению путешествия и комфорту приюта, но никак не могла избавиться от ощущения, что все движется, что кровать покачивается — на океанских волнах или шестах паланкина. Ни ум, ни тело не знали, где это происходит.
Март 1856
Все как в Англии. Каждый вечер мы едим вариации одного и того же обеда: суп, за которым следует рыба, отбивные, переваренные овощи, а затем пудинг и портвейн. Как полагает «бывалый» лорд Чэдуик, обильное потребление мяса и вина — лучшая мера для сохранения здоровья. Интересно только, почему никто до сих пор не удосужился заметить, что индусы в этой стране отлично обходятся более легкой пищей из риса и овощей уже тысячи лет, не страдая от тех болезней, которым в большинстве случаев подвержены англичане.
Прошлым вечером, пока я трудилась над бараньей отбивной, корочка жира на ней начала постепенно белеть и затвердевать наподобие свиного сала, а лорд Чэдуик наклонился ко мне и заговорщически подмигнул. «Сытная еда очень важна, — сообщил он. — Голландцы говорят, что если бы мы могли поменять нашу кровь на местную, то получили бы защиту против всех болезней, но не стоит этому верить. — Он резко кивнул. — Мясо и вино — вот беспроигрышный билет. Так что подналягте, моя девочка».
Лорд Чэдуик спросил, не собираюсь ли я возвратиться в Калькутту вместе с Фелисити после того, как пережду жару в горах. Если девушке не удается найти себе мужа там, она возвращается в Калькутту на прохладный сезон, чтобы посещать балы и развлечения с расчетом на достойное предложение. Помня о том, что Фелисити не собиралась возвращаться, я ответила, что где бы ни была Фелисити, я буду вместе с нею. После обеда я люблю погулять в саду и частенько ловлю заманчивые запахи местной стряпни. Вот присоединюсь в горах к Фелисити, и она познакомит меня с индийской кухней, так как тяжелая английская пища совершенно не подходит здешнему климату, что бы там ни говорили «бывалые».
Март 1856
По вечерам у нас случаются английские развлечения — клавесин или пианино, — но прошлым вечером лорд Чэдуик устроил забаву в местном духе в честь здешнего набоба, с которым у него какой-то бизнес. Перед нами появилась девушка, лет не более тринадцати, завернутая в ярды и ярды бирюзового шелка, отделанного по краю золотой каймой. Слуги отодвинули штору, и вот она стоит в дверях, придерживая уголки своего одеяния на уровне плеча и напоминая гигантскую бабочку. Слева от нее, скрестив ноги, уселся очень смуглый мужчина, кончиками пальцев и ладонями отбивающий ритм на табла. Справа другой смуглый человек пилил смычком на ситаре. Музыканты казались неприметными придатками к тому ослепительному созданию, что находилось между ними. Филигранные золотые серьги обрамляли лицо цвета меди, и она ни разу не улыбнулась и не посмотрела прямо ни на одного из гостей. На ее веках не было никакой краски, не было краски и на ее губах, а блестящие, разделенные посередине черные волосы были зачесаны назад и собраны в аккуратный узел. Ее юное лицо затенили нарочно, чтобы не отвлекать внимания зрителей от танца. В освещенной свечами комнате ее тело было единственным движущимся цветовым пятном. Танцевала она с чувственной грацией, которую, казалось, не сковывали ни кости, ни сухожилия, ни даже сила тяжести. Никогда прежде я не видела ничего подобного. Сначала странная музыка звучала резким диссонансом, но ее серьезное лицо, ее плавные, змеиные движения и шорох кружащегося шелка заворожили меня. В ту ночь я влюбилась в Индию.
Апрель 1856
Вчера мы отправились в горы. Здесь их называют «холмами», хотя речь идет о могучих Гималаях. «Если говорить „отправляемся в горы“, кто-нибудь может подумать, что мы собираемся в Швейцарию», — объяснил лорд Чэдуик. Нас ждет путешествие более чем в тысячу миль — от Калькутты до Симлы, вначале по воде, вверх по Хугли, Гангу и Ямуни на баджеро — это такой вид судна, объединяющий баржу и плавучий дом, — а в конце немного пройти по суше. Я говорю «нас», поскольку отправляюсь в путешествие не одна, а с компаньонкой, миссис Дейзи Кроули, также отбывающей в горы, чтобы спастись от жары. Симла известна как самое лучшее в горах место на время жаркого сезона. В Клубе будет множество развлечений (большая часть которых задумана специально для девушек Рыболовецкого Флота). Мы с миссис Кроули везем с собой по четыре больших сундука с одеждой, упакованной в вощеную ткань. Есть еще ящики с кухонными принадлежностями и еще один сундук с моими книгами и журналами и бумагой для набросков — Фелисити.
Миссис Кроули, которой уже приходилось прежде совершать такое путешествие, наняла целую армию слуг, которые зарабатывают на этом, как я понимаю, не многим более, чем хватило бы на дневное пропитание. У каждой из нас есть своя служанка для выполнения личных нужд, дхоби для стирки одежды, два чистильщика для содержания в порядке вещей, повар, официант и несколько кули — грести и переносить грузы.
Я расхаживала по скользким берегам Хугли, сгорая от нетерпения, наблюдая, как потные кули грузят два баджеро — одно для нас, а другое для слуг.
Позже, когда судно уже набрало ход, я уселась на небольшом ратанговом стуле, привязанном к палубе. Со своего места мне были видны моющиеся в бурой воде женщины, их белые промокшие блузы и влажная, блестевшая под лучами солнца кожа; они улыбались и, нисколько не смущаясь, махали нам, когда мы проплывали мимо.
Я чувствовала, что Фелисити уже где-то рядом, и Индия представлялась мне зеленой и изобильной.
Апрель 1856
Когда, пройдя Хугли, мы вошли в Ганг, я заметила, что запах воды сменился на болотистый, древний. Время от времени влажный бриз доносил от прибрежных деревень ароматы готовящейся пищи, а однажды громадная стая ворон сорвалась с дерева и заметалась над нами, закрыв свет, словно зловещая черная туча. Суеверные слуги показывали на нее и кидали в Ганг зерна риса — испрашивали защиты. Миссис Кроули посмеялась над ними.
