— А сколько это, час?
Я подвела его к настенным часам, что висели в кухне, и показала, где будут стрелки через час.
— Это недолго, и Хабиб будет здесь, готовить, как всегда.
Билли посмотрел на Хабиба. Тот кивнул. Я еще раньше заметила, что они как будто общаются между собой, но как?
— Не торопись, — великодушно сказал Билли и, забрав Спайка, направился к миниатюрному базару, прямиком к печенью. Потом он спросил Спайка о чем-то, и тот ответил, неслышно, как кукла чревовещателя. Иностранцев в Масурле было мало, так что товарищей для игр у Билли не нашлось. Может, Лидия права? Может, нам не следовало привозить его в Индию?
Расправив плечи, я предстала перед Хабибом, готовая к пантомиме. Я указала на себя, потом на дверь, потом на Билли и похлопала по столу, жестом показывая, что Хабиб должен остаться здесь. Он коротко кивнул и загадочно улыбнулся, но, похоже, понял, что к чему, и благородно махнул рукой в сторону двери — мол, идите, чего уж.
Выйдя из тонги на Карт-роуд, под Моллом, я огляделась по сторонам, отыскивая взглядом Мартина. И что только на меня нашло? Разумеется, его там не было, но я представила, какую бы сцену он устроил, увидев меня в Симле после того, как недвусмысленно дал понять, что мне следует оставаться дома. Понятно, что Мартин руководствовался самыми лучшими намерениями и выступал в роли защитника и опекуна, выполняя свой долг. Но я никогда бы не смирилась с тем, что кто-то изолирует меня против моей воли, тем более что его опасения представлялись мне преувеличенными, проявлением хронической паранойи.
Я шла по Карт-роуд, с удовольствием вдыхая аромат ладана, струившийся из крошечного розового храма. В отсутствие Билли я планировала подняться к Моллу по извилистой узкой дорожке и сделать заодно несколько снимков. В конце Карт-роуд мое внимание привлек юноша, продававший некую загадочную закуску красного цвета, которую извлекал из латунного бака. Я щелкнула фотоаппаратом, постояла немного, набираясь смелости, чтобы снять его еще разок, и тут…
БУМ!
Земля вздрогнула под ногами, уши заложило. Мимо бежали люди. Судя по открытым ртам, они кричали, но я ничего не слышала. Мне это почему-то напомнило немой фильм про кейстоунских полицейских, разбегавшихся в разные стороны — беззвучно, но на фоне бешеного фортепьянного проигрыша. Мартин, кажется, говорил что-то о временной потере слуха после взрыва бомбы или мины.
В нос ударил запах маслянистого дыма, горло опалило, в небо поползли густые черные клубы дыма. Пробившись через толпу, я увидела горящий автомобиль — почерневшую коробку, едва различимую в огне. Дым растекался, лез в глаза, и зеленые стекла очков только усиливали ощущение нереальности. Слух понемногу возвращался, и я услышала рев пламени. Шок еще не прошел, и случившееся представлялось чем-то невероятным. Казалось, я смотрю кино, потому что в настоящей жизни увидеть такое нельзя. Инстинкт подсказывал — беги, но я смотрела и не могла оторваться, старалась понять.
Толпа кричала что-то двум мужчинам, тащившим из дыма третьего; тот сильно обгорел и явно был без сознания. Из дыма они материализовались, как три вернувшихся из ада героя. Слава богу, с облегчением подумала я, — спасли. Но тут спасенного швырнули на землю, и толпа набросилась на него с невесть откуда появившимися бамбуковыми палками. Били жестоко, беспощадно. Воздух сгустился от железистого запаха свежей крови, а люди — потные, кричащие, с искаженными яростью лицами — все били и били несчастного.
Я отступила, почувствовав кисловатый привкус желчи. Нет. Держись. Я сглотнула, прибавила шагу и, отойдя от толпы, побежала мимо рикш и двуколок, возницы которых наблюдали за избиением. Я бежала, потрясенная и ошеломленная, забыв про болтающийся на шее фотоаппарат, бежала к Моллу, вверх по петляющей дорожке, а потом по ступенькам, прыгая через одну, и остановилась только от острой боли в боку.
Там, на Молле, далеко от взрыва, жизнь, как ни странно, шла своим чередом. В небо поднимался дым, но, глядя сверху, можно было подумать, что кто-то просто поджег еще одну кучу мусора. Я опустилась на железную скамейку перевести дух. Неподалеку, у перил, собрались люди, только что услышавшие взрыв. Но большинство просто не обратили на случившееся внимания, торговля шла, как обычно, одни продавали, другие покупали, кто-то прогуливался, кто-то ел мороженое. Только тогда до меня дошло, что хотя в Симле и не было беспорядков, но растущее день ото дня напряжение, возможно, провоцировало подобные инциденты ежедневно, а горожане делали вид, что ничего не происходит.
Сердце немного успокоилось, руки уже не дрожали, и я, решив, что ничего не расскажу Мартину об увиденном, пошла дальше, к церкви Христа. Стоит ему только узнать, какой опасности я подвергалась, и он снова постарается запереть меня дома, как поступают со своими женами мусульмане. Этого я допустить не могла. Мартин и Джеймс Уокер, Фелисити и Адела, миллионы других людей жили в неопределенности, подвергая себя опасности ежедневно, но не отказались от свободы. Почему я должна сдаться?
Преподобный Локк встретил меня у ректорской добродушным «Замечательно!». Улыбка, впрочем, растаяла, как только он взглянул на меня внимательнее.
— У вас все хорошо, миссис Митчелл?
Выглядела я, наверно, не лучшим образом — потная, растрепанная, со следами сажи от взрыва.
— Шла в гору, — объяснила я, разглаживая слаксы. — Подъем ужасно крутой, да еще жарко. Сидела на скамейке у дороги и… Пожалуйста, извините… Со мной все в порядке.
— Понятно, — произнес он с некоторым сомнением, но все же проводил в обшитый панелями кабинет и, предложив уютное мягкое кресло, сам устроился в другом, напротив.
На резной каминной полке расселись подсадные утки, за письменным викторианским столом стоял изрядно потертый стул того стиля, что назван в честь королевы Анны. На полках высокого, до самого карниза, стеллажа едва хватало места для книг. Уютная, совершенно английская комната, в которой ничто не напоминало об Индии; комната, в которой ощущаешь себя в полной изоляции от мира, чему я в тот момент была только рада.
— Мне показалось, что-то взорвалось, — сказал преподобный Локк. — Вы ничего не слышали?
Я на секунду замялась.
— Да, кажется. Но я была на Молле, а взорвалось вроде бы внизу.
— Ох. — Он поправил воротничок. — Надеюсь, к нам беда не пришла.
— Здесь все тихо. — пробормотала я, опустив глаза.
— Вот и хорошо. Может быть, просто выхлоп.
— Архив у вас здесь?
— Да, все записи, от и до. — Преподобный подошел к стеллажу и снял с полки толстенный фолиант. — Этот вроде бы первый. По-моему, с 1850-го по 1857-й. — Он сдул с книги пыль и провел пальцем по корешкам на другой полке, собранию старых черных Библий в потертых кожаных переплетах. — Это семейные Библии, и едва ли не у каждой своя история. Можете и их посмотреть. Они попадали в церковь после смерти последнего члена семьи. К сожалению, это случалось слишком часто. Холера, желтая лихорадка, война. — Отец Локк протянул мне фолиант. — Чаю?
