Пока Фелисити сидела перед конторкой портье, носильщики доставили в спальню ее багаж. Наконец один из них, запыхавшись — в отсутствие гостей штат сократили, и каждому из оставшихся приходилось нести двойные обязанности, — занял место за столом и улыбнулся.
— Как неожиданно, мемсаиб. Рождество, да? — Он покачал головой.
— Полагаю, у вас есть свободная комната.
— Да, мемсаиб. У нас все комнаты свободны.
— Пожалуйста, мне с окнами на восток.
— Да, мемсаиб.
— Я не хочу, чтобы меня беспокоили.
— Да, мемсаиб. Там только разведут огонь.
— Не нужно.
Портье вскинул бровь:
— В комнатах холодно.
— Не нужно.
— Да, мемсаиб.
— Но после ужина, пожалуйста, приготовьте горячую ванну.
— Да, мемсаиб.
В обеденном зале Фелисити переворошила на тарелке мясо и рис — пусть думают, что она поела, — и поднялась по широкой, с резными перилами лестнице в комнату. Просторные спальня и ванная с высокими потолками и широкими плинтусами и карнизами в полной мере соответствовали колониальному стилю. Кровать со стеганым одеялом — напротив холодного камина; по углам — альмира и кресло с высокой мягкой спинкой. В ванной, выложенной белой керамической плиткой, ее ждало заполненное горячей водой чугунное корыто. В стылом воздухе вились тонкие струйки пара.
Фелисити мылась медленно, выжимая губку и наблюдая за ручейками, сбегающими по рукам и между грудей. Когда в комнату прокрался дрожащий голос муэдзина, она откинулась на спину и некоторое время прислушивалась, а потом глубоко вдохнула и соскользнула под воду. Разметавшиеся по поверхности волосы напоминали щупальца некоего морского существа. Продержавшись, сколько можно, Фелисити вынырнула и улыбнулась. Потом выбралась из ванны и тщательно, словно в последний раз, вытерлась. Что будет утром? Как изменится она сама и ее восприятие мира? Она высушила полотенцем и заколола волосы.
Пока Фелисити ужинала, швейцар разложил ее вещи, и теперь она стояла перед открытой альмирой, решая, что надеть — розовое шелковое платье или сари цвета лаванды. Кем она будет? Сделав выбор в пользу сари, Фелисити натянула облегающую блузу и подвязала простенькую нижнюю юбку. Потом собрала сари из переливающегося шелка с серебристой каймой и обернула вокруг себя несколько ярдов этой роскошной ткани. Тщательно расправила складки. Перекинула сари через плечо.
Как же нестерпимо долго.
Фелисити опустилась в кресло и стала ждать. Через какое-то время она обнаружила, что ей трудно дышать. Будь на ней корсет, она бы его расстегнула, но корсета не было, и, накинув на плечи кашемировую шаль, она вышла на балкон. Свежий воздух ожег легкие. Над горами парила полная луна. Призрачный свет отбрасывал на белые пики синие тени. Со стороны пристройки доносились звуки индийской раги. Как всегда, пахло чем-то жареным.
Луна уже почти закончила восхождение, когда внизу, под самым горным склоном, появилась фигура одинокого всадника. Фелисити подняла масляную лампу и невольно залюбовалась — какая прекрасная посадка, высокая, прямая. Подъехав ближе — она уже слышала стук копыт, — он натянул поводья, перешел на легкий галоп и поднял голову. Фелисити описала лампой небольшую дугу, и всадник в ответ поднял коня на дыбы. Она потушила лампу, невольно поежилась и затянула шаль поплотнее, а потом, когда лошадь заржала уже совсем близко, вернулась в комнату и села на край кровати спиной к балкону.
Сначала зашуршал плющ под балконом. Фелисити замерла. Потом шорох раздался уже на балконе. Она не обернулась. Он вошел, закрыл за собой дверь, пересек комнату и остановился перед ней. Под мышкой резная деревянная шкатулка для украшений. На стене — тень. Никто не произнес ни слова. Он открыл шкатулку. Золотые петли чуть слышно скрипнули. Сначала — ничего. Потом — что-то вроде почти бесшумного взрыва, и комнату заполнили изумрудные бабочки тутового шелкопряда. Крохотные крылышки затрепетали, зашуршали, взбивая воздух. Фелисити ахнула и затаила дыхание.
— Здесь и сейчас мы свободны, — сказал он.
Бабочки разлетались по спальне, метались, отбрасывая на стены нервные, дерганые тени. Они кружили, порхали, танцевали в лунном свете, замирая на мгновение, опускаясь то на столбик кровати, то на кресло и тут же взмывая. Казалось, комната заполняется магией, но если бы здесь горел камин, они все устремились бы на пламя и обратились в пепел.
Сингх стоял так тихо, так неподвижно, что одна бабочка даже опустилась ему на плечо и вспорхнула, когда он опустился перед Фелисити на колени и развязал тюрбан. Густые сияющие пряди рассыпались упругими кольцами по лицу и плечам. Они стояли, ничего не говоря, не касаясь друг друга, даже не улыбаясь, и между ними мелькали бабочки-шелкопряды. Его губы коснулись ее щеки, ее ресницы — его лба, и он застонал. Два пальца бережно прошлись по ее шее, другая рука сдвинула с плеча лавандовое сари…
Глава 20
1947
Игрушечный базар выглядел разоренным, монетки лежали на месте. Билли сидел за столом в кухне, с Хабибом, и хрустел печеньем, запивая его густым индийским чаем.
— Привет, мама, — сказал он, и Хабиб улыбнулся, показав полный ряд белых зубов. Может, я сломала лед, доверив ему сына? Может, он сторонился меня, потому что я не доверяла ему? И пойму ли я когда-нибудь Индию?
Билли показал на часы:
— Ты опоздала, но все хорошо. Спайк играл с Хабибом.
— Подумать только, — сказала я.
В кухне приятно пахло кориандром; пока Хабиб собирал свою корзинку, я заглянула в оставленную на плите кастрюлю и обнаружила большие куски баклажана в карри.
— О, баклажаны! Отлично! — воскликнула я.
И тут Хабиб изумил меня:
— Баклажан считается королем овощей, да?
— Вы говорите по-английски?
— Баклажаны особенно хороши для чувств, мадам. Желаю здоровья вам и господину.
Я никак не могла оправиться от потрясения.
— Вы говорите на английском… ну и ну.
— До свидания, мадам. Намасте, чота сахиб.
Я взглянула на Билли:
— Он говорит по-английски.
Билли пожал плечами.
— Намасте, Хабиб.
Повар уже открыл дверь, когда я вспомнила о происшествии в Симле; перед глазами замелькали картины: горящая машина, толпа, вооруженная бамбуковыми палками.
— Хабиб!
Он обернулся:
— Мадам?
— Вы ведь живете в Масурле?
— Да, мадам.
— И в Симлу сегодня не собираетесь?
— Нет, мадам. — Он вопросительно посмотрел на меня. — Вам что-то нужно?
— Нет, спасибо. Увидимся завтра.
