Январь 1858
Содержание Фелисити перестало поступать, и вот теперь я полностью зависима от Джонатана. Он получил от меня второе приглашение и приедет завтра, но его почерк стал настолько неровным, что я поражена тем, как быстро наступает ухудшение. Разумеется, у меня есть Чарли, а у него нет никого. Может ли горе ускорить чью-либо смерть?
Январь 1858
Я встретила Джонатана на веранде с Чарли на руках, но моя улыбка угасла, когда я увидела, с каким трудом он передвигается. Он очень похудел и поседел и уже ходит, опираясь на трость. И все же его лицо расплылось в улыбке, а глаза оживились при взгляде на сына. Я не могла передать Чарли ему на руки, а он не мог насмотреться на это маленькое, совершенное личико, пухлые ручки с ямочками и свернутые в кулачки пальчики. Бедняга просто упал в кресло, когда я уложила Чарли в корзинку, а Халид подал чай.
Я пригласила его приходить к нам, когда бы он ни пожелал, и так часто, как захочет.
Февраль 1858
Этим утром я получила от Джонатана конверт; в нем были деньги и выражение сожаления, что он не сможет снова посетить нас. Этому есть лишь одно объяснение: он слишком болен. Но как все быстро!
Март 1858
Наконец пришли новости. Его мать прислала короткое письмо, сообщая, что ее сын, Джонатан Сингх, скончался. У этой женщины прекрасный почерк, и пишет она на безукоризненном английском. Она приложила обычную сумму в рупиях, и тут я осознала, что женщина, написавшая это послание, — бабушка Чарли.
Я отправила ей благодарственное письмо. Решила воспользоваться шансом и, надеясь на ее добрую волю, спросила, не сохранил ли ее сын частицу пепла Фелисити, как это обычно делается. Если так, то не позволят ли мне его забрать. Сама не понимаю, откуда это желание, но если рядом со мной будет частица Фелисити, это принесет мне утешение.
Март 1858
Боже! Подумать только, я могла считать этих людей цивилизованными! Я посетила кремацию Джонатана Сингха, намереваясь умолить его мать отдать мне пепел Фелисити, если он у нее. Я была убеждена в том, что, увидев, как ее собственный сын обращается в пепел, она сумеет меня понять.
Я стояла в стороне от остальных женщин, дабы ничем не помешать ритуалу. Но еще до того, как решила, к кому из облаченных в белое женщин мне следует подойти, от толпы отделилась вдова и взошла на погребальный костер, то была вдова Джонатана в красном свадебном сари. Словно в трансе, она легла на его тело, и ее покрыли поленьями. Богатая семья может позволить себе столько дерева, чтобы хватило для полного сожжения сразу двух тел.
Содрогаясь, я смотрела на то, как члены этой состоятельной семьи спокойно укладывают поленья, слой за слоем, поверх живой женщины, а затем поджигают погребальный костер с четырех сторон. Она не шевельнулась и не издала ни звука, пока двое мужчин придавливали ее концами длинных бамбуковых шестов. Огонь взметнулся, и я подумала, что женщина, должно быть, впала в бессознательное состояние, одурманенная дымом, но тут она закричала. Это был гортанный, пронизывающий, животный звук, и одна рука взметнулась над поленьями. Но груз был слишком велик, чтобы выбраться, а те, что стояли возле костра, были готовы удержать ее в огне. Два тела почернели и сморщились, тая и сплавляясь воедино. То ли огонь вызвал сокращение мышц, то ли она сама так долго боролась и корчилась в пламени?
Этот древний обычай, называемый «сати», истинная мерзость, и меня просто передергивает при воспоминании. Британскими законами он запрещен, но предотвратить отдельные случаи совершенно невозможно. Да мы и не отслеживаем эти варварские обряды. Я стояла неподвижно у ревущего пламени, пока от гари не запершило в горле. Острый запах горящей плоти лишал сил. Крик исторгся из моего горла, когда, ближе к концу, самый близкий родственник покойного с остриженными волосами разбил почерневшие черепа, чтобы высвободить их души. С Фелисити они поступили так же?
Мой мозг разрывался, я не могла ни о чем думать. Сейчас, в начале жаркого сезона, зубы мои стучат, а тело дрожит, не желая согреваться. Чарли плачет и плачет, и мне не удается его успокоить.
Апрель 1858
Не могу избавиться от тех образов — мне снится сати; я просыпаюсь, и сердце колотится в груди. Теперь мне больно принимать деньги от этой семьи. Я не хочу растить Чарли на этой языческой земле.
Нужно отбросить гордость и написать матери.
Апрель 1858
Я во всем созналась! Рассказала о Фелисити, Джонатане, Чарли, сати — обо всем… Я попросила прощения за свое прежнее упрямство в самых уничижительных словах, какие мне только ведомы.
Я умоляла самым смиренным образом о позволении вернуться в Роуз-Холл вместе с Чарли. Я даже предложила последний компромисс — выйти замуж за любого по выбору матери мужчину и никогда ни на что не жаловаться.
Я заплатила фотографу, чтобы он сделал портрет Чарли, который мне хотелось отослать вместе с письмом. Я нарядила его в украшенное вышивкой крестильное платьице, поверх которого надела связанную мною желтую кофточку. Он улыбался в объектив фотографического прибора — ну кто бы устоял, увидев такое личико? Я заказала копию фотографии лично для себя. Временами я смотрю на нее поздним вечером, когда он уже спит, и моя рука блуждает по его улыбке, озорным глазкам и пухлым ручонкам. Я целую фотографию, но только с краешку, чтобы не испортить ее.
Я рассчитываю, что письмо прибудет в Англию через три-четыре месяца, и столько же будет идти ответ, хотя мать может ответить немедленно, если воспользуется телеграфом. Допускаю, ей понадобится какое-то время, чтобы обдумать мое обращение. Она получит то, чего всегда хотела, — послушную, удачно пристроенную замуж дочь, но при этом ей нужно убедить себя в собственном великодушии. У меня остается немного денег, я их откладываю, и к сентябрю их будет достаточно для переезда в Англию.
Фелисити и Джонатан умерли, и теперь Чарли — мой сын. Я воспитаю его английским джентльменом и буду рассказывать ему, какими смелыми и хорошими были его родители. Я никогда не позволю его обижать.
Май 1858
Теперь у него уже есть два передних зубика, они сверкают на фоне его гладкой шоколадной кожи. Он съедает столько, сколько могли бы съесть три малыша. Хаким даже стал готовить в новой кухне, делая нежные фрикадельки из ягнятины и чатни из тамаринда, которое так любит Чарли, а мой малыш в это время играет подле его ног.
Аппетит Чарли поражает. Я ограничиваю его порцию рисового пудинга, который Хаким готовит с шафраном и кишмишем; ей-богу, этот ребенок слопает целый горшок, если только ему позволить.
Он быстро ползает и заливается радостным смехом, когда я делаю вид, что догоняю его. Сегодня он самостоятельно забрался на стул и скоро уже должен начать ходить. Представляю изумленное лицо матери, когда она увидит, как я схожу с корабля с этим чудесным ребенком!
