— Мусульмане есть и в Масурле.
— И весь день гудят.
— Уверена, водители-индусы тоже сигналят.
— Индусы не гудят.
— Ну…
— Нееет.
— Ладно.
Она потрясла головой, немного успокоилась, и на ее лице появилась так хорошо знакомая озорная улыбка.
— Сегодня я принесла для вас очень особенную мала.
— Замечательно.
Рашми сунула руку в свой холщовый мешок и выхватила толстую оранжевую гирлянду из трех переплетенных нитей ноготков.
— Тройная мала, первый класс.
— Очень мило. Спасибо.
— Я повешу на кровать.
— Ладно.
— Гарантия на возврат денег сто процентов.
— Отлично.
— Я правду говорю, мадам. — Улыбка поблекла. — Если эта мала не поможет, мне очень вас жалко.
— Не беспокойся.
Последний шанс. Я уже подумала, что надо будет разметать постель так, словно в ней схватились два орангутанга, и для верности оставить пару сырых пятен. Все что угодно, лишь бы она успокоилась.
Рашми торжественно тряхнула головой:
— Для этой мала я приготовлю большую пуджу.
Захватив сборник стихов, я вышла на веранду, открыла книгу и… испытала разочарование — страница за страницей цветистого викторианского вздора, так раздражавшего меня в колледже.
— Романтическая чушь, — пробормотала я. Девушка влюбилась. И что? Каждый бывает мечтателем-идеалистом, но надолго ли хватит романтики, когда жизнь начнет швырять тебя на поворотах? Я подумала о Верне и Генри и поняла, что запуталась еще больше.
Пролистала еще несколько страниц — скучно, банально, сентиментально — и положила книгу на колени, закинула ноги на перила. Билли в кухне подпевал Рашми, его голосок смешивался с ее контральто, так что долетавшая до веранды версия «A Bushel and a Peck»
[31]
звучала крайне оригинально. Я улыбнулась, вспомнив оставшуюся в комнате Лидии ловушку для лепрекона. Улыбнулась не только из-за щенка — Билли и Лидия сложились в отличную пару. Такого поворота я точно не предвидела.
Я побарабанила по книге, поерзала в скрипучей качалке. Билли и Рашми разразились своеобразной перепевкой какой-то индусской песенки… зазвенели браслеты. Я представила, как наша айя кружится по кухне, подхватив на руки Билли. Снова открыла книгу. Полистала. Нашла стихотворение с обращением и подписью.
Желанный мой,
Луна омоет
Сиянием твое лицо,
Мою печальную любовь
И радости кольцо.
Луна накроет
Нас своим крылом,
И мрак отступит
В эту ночь.
Твоя
Фелисити
Сентиментально. А почему бы и нет? Юная Фелисити влюбилась. Наверняка она могла поставить на обложке свое имя. Писательство считалось неподобающим занятием для леди, и публикация стала бы полнейшим конфузом. Увлечения такого рода несли на себе печать принадлежности к «синим чулкам». Обычно викторианские леди издавались анонимно, но Фелисити обычной не была, и я даже удивилась немного, что она сохранила верность условностям. Удивилась, а потом поняла. Фелисити умерла. Сборник издал кто-то другой.
Река на солнце блестит,
Как цепь золотая.
Затейливой нитью бежит,
Красотой восхищая.
Но что значит все золото
Мира в сравненьи
С солнечным бликом
В ее золотых волосах.
В ее золотых волосах? Но почему Фелисити написала любовное стихотворение женщине? И тут я вспомнила название — «Собрание Стихотворений Леди и Джентльмена, 1857».
Я прочла еще одно.
Люблю загадки и спрошу:
Что за чудо нас связало,
Былое с будущим смешало?
Что за тайна древних лет
Сбережет любовь навек?
По ту сторону могилы
Будем вместе, будем живы.
И еще:
Тайна ведома мне одна,
Как весна стара она и юна.
Я об этом так долго молил,
О даре, что все злата затмил.
Фелисити и ее любовник писали стихи как послания друг другу. Я вспомнила, как Адела жаловалась, что Фелисити не показывает послания от возлюбленного. По ее словам, любовник Фелисити жил в Англии и говорил на английском, то есть был таким же человеком Викторианской эпохи, как и она. О своей беременности Фелисити сообщила ему посредством викторианской загадки, и он ответил так же. Несмотря на скандал, оба радовались беременности. Но как вся эта история стала книгой? Я вернулась к первой странице.
Вы джентльмен,
И потому,
Задев меня рукой,
Вы отступили,
Словно я сама огонь.
Нужны ли правила, мой сэр?
Ведь это чистая любовь.
Он ответил:
Я не свободен в том,
Что должно уважать мужчине.
Контракт мне воли не дает,
Но сердце рамкам не подвластно.
И вашей дружбе я так рад,
Как ветру в жаркий день.
Пусть дела нет мне до других,
Однако вам признаюсь я:
Я не могу дышать без вас,
Моя миледи Х.
И Эрос ум похитил мой.
Возможно ли такое?
Для викторианцев само упоминание Эроса было непристойным. Даже в Англии. А в Индии, где расовые и кастовые проблемы куда сильнее, где бушует мятеж сипаев, подобная смелость сродни безумию — а для женатого человека, каким он был, особенно. И тем не менее эта книга, похоже, полный отчет об их тайном романе. Какое безрассудство!
Возлюбленный мой сэр,
Лицо я нынче увидала ваше
В саду среди цветов.
Волшебная луна царила там,
Но свет ее в тот миг померк,
Любовь затмила все светила.
И сердце понеслось куда-то,
Когда коснулись вы меня.
Последнее слово осталось за ним:
Моя Любовь
Ушла.
Я плачу.
Я тону.
И телом и душою
Я погружаюсь в тьму.
И лишь одно
Не позволяет умереть.
Дитя.
Он жив!
И этим смерть
Мы обманули.
Но обманули ли они смерть? Выжил ли их ребенок? Я перевернула книгу и внимательно осмотрела прекрасный переплет из хорошей, мягкой кожи. Сделано профессионально, но кем?
