И – надо же – переждала! Кто бы мог подумать.
Правду говорят: жизнь прожить – не поле перейти. Столько нюансов, столько…
Как-то Ольга спросила Машку:
– Ну, как твой возлюбленный?
Та, выуживая из пачки печенье, словно мимоходом уточнила:
– Полюбовник.
Ольга смутилась:
– А что, есть разница?
– А то! – живо откликнулась Машка. – Еще какая! Неужто не понимаешь! Или прикидываешься?
Точное время расставания не определяли – мужества не хватало. Хотя оба понимали – вот эта встреча, скорее всего, предпоследняя. Ну или – предпредпоследняя. Так будет точнее.
Насмешка судьбы – в эту «предпредпоследнюю» Машка забеременела.
Расслабились, так сказать. Отпустили ситуацию. Потеряли бдительность.
Не виделись почти месяц – на свидании в Парке культуры (искать явочные квартиры обоим не хотелось) Машка довольно спокойно, в рабочем, так сказать, режиме, сообщила ему эту новость.
Он остановился как вкопанный и даже открыл рот.
Почувствовал, как липким потом покрылись ладони. Откашлялся – словно подавился – и тоненько, словно подросток, выкрикнул:
– И чего же ты хочешь? Чтобы я ушел из семьи?
Она подняла на него удивленные глаза и минуты две, словно видя его впервые, внимательно рассматривала.
А потом, легко вздохнув и посмотрев по сторонам, словно что-то потеряла, спокойно ответила:
– Что ты! Ни в коем случае! Как ты вообще мог об этом подумать?
И, словно сильно удивившись и даже его осуждая, медленно покачала головой.
Он нервно посмотрел на часы:
– Извини, важная встреча! Нужно спешить! – и залился краской.
Она важно кивнула и, словно проявляя заботу, поправила ворот его рубашки.
– Иди! – серьезно напутствовала она. – Конечно, иди!
Он нервно повел плечами, поспешно кивнул и, не оглядываясь, заторопился к выходу.
Она смотрела ему вслед – пока он не скрылся из виду.
Лицо ее было совершенно спокойно и, казалось, ничего не выражало.
Когда его силуэт почти растворился и смешался с толпой гуляющих, она вздохнула, поправила волосы и спокойно сказала вслух:
– Дурак. А в общем-то, жаль.
И поспешила в глубь парка – на озерцо. Посмотреть на лебедей.
Если они там еще есть.
Да! По дороге она купила стаканчик пломбира. С большим удовольствием, надо сказать, съела.
Вечером, когда старики уже спали, она вошла в комнату к Ольге. Та, уткнувшись в компьютер, работала – впрочем, как всегда, до поздней ночи.
Ольга ей кивнула:
– Сиди. Но – молчи.
Машка молчала недолго.
– Лель! А какие тебе нравятся имена?
– В смысле? – не отрываясь, спросила та.
– В прямом! Ну, мужские – Олег там или Владимир. Или Иннокентий, например. Или вот еще, из новых – Руслан или Мефодий.
– Какой Мефодий? Ты что, сбрендила? А вообще, все у меня как-то ассоциативно. Иннокентий – это Смоктуновский. Руслан – в паре с Людмилой. А Олег… Ну, который Вещий. Наверно, так. Да! – Она на секунду задумалась. – А вот Владимир… Нет, не нравится! Потому что мой начальник. И потому что вредный.
Она снова принялась печатать, как вдруг опомнилась и повернулась к племяннице.
– А это ты к чему? – спросила она и удивленно посмотрела на Машку.
Та, накручивая, как в детстве, на палец свой черный локон, спокойно ответила:
– Да так, для коллегиальности. Чтобы не было расхождений. В смысле, как назовем ребенка.
– Какого ребенка? – тихо спросила Ольга.
– Моего! – ответила Машка. И поспешно добавила: – В смысле – нашего.
Ольга откинулась в кресле, сняла очки и протерла глаза.
– Та-ак! А вот с этого места – поподробнее. Если, конечно, можно!
– Запросто! – рассмеялась Машка. – Только какие уж тут подробности! Дети возникают совершенно обычным и всем известным способом – всегда и везде, если ты забыла.
– Остроумничаешь? – уточнила Ольга. – Уже хорошо. И все же по порядку. Если ты не возражаешь.
* * *
Ключевое слово – «нашего», произнесенное Машкой, решило судьбу малыша еще тогда, в утробе его легкомысленной матери.
Мальчика, подтвердило новомодное УЗИ на очень раннем сроке, – а Машка сразу была в этом абсолютно уверена.
Растерянная семья – Ольга, Елена, Борис и, конечно, Гаяне (имеющая к этому ребенку, своему правнуку, самое непосредственное отношение) – пыталась унять тревоги, волнения и страх.
– Радуйтесь! – приказала Машка.
И все дружно старались следовать ее наставлению.
Гаяне, разумеется, кряхтела и охала. Елена пыталась взять себя в руки, понимая, как опять отменяется ее такая спокойная ныне и размеренная жизнь. Борис Васильевич долго молчал, а когда немного пришел в себя, спросил:
– Почему у нас всегда так?
Вопрос был адресован, разумеется, жене.
– Как? – уточнила и без того раздраженная и беспокойная Елена.
– Вопрос риторический, – объявил он обиженно и хлопнул дверью.
Не выдержав, спокойная Елена почти взорвалась:
– Потому! И прекрати задавать дурацкие вопросы, на которые ответа нет! И вообще, не гневи бога! Все живы и, слава богу, почти здоровы.
Муж обиделся и снова надолго замолчал.
Ольга пребывала в задумчивости и растерянности.
Нет, все правильно, надо рожать! Она в который раз вспоминала свою историю с Димой Колобовым. Жалела о сделанном? И да, и нет. Головой понимала – тот ее выбор был единственным и правильным. А вот сердцем…
Да что говорить – что сделано, то сделано. И сколько ситуаций бывает неисправимых! Безнадежно и безвозвратно неисправимых. Что говорить…
А Машке сам бог велел. Тогда она ей сказала: «Рожай, сколько бог даст». Она молодая, здоровая. Может рассчитывать на окружающих ее близких людей. Хотя… На кого, спрашивается? На постоянно болеющую, совсем дряхлую Гаяне? На Елену – тоже отнюдь не девочку, едва справляющуюся с проблемами и болезнями мужа? Про Бориса и говорить нечего – он и своих-то детей не очень воспитывал.
Она, Ольга. Да, еще в силах, еще на ногах. Но она – единственный их кормилец. И в этом и заключается ее помощь семье.
Вот только Машка была беззаботна. Тоннами поглощала маринованные огурцы и шоколад – несмотря на ворчание деда. До полуночи смотрела телевизор. На улицу выходила неохотно: «Да ну! Такая мерзючая погода!» И была в превосходном настроении! Вот такие чудеса.
