Рысью они сбежали по широкой лестнице на первый этаж, и
охранник выглянул из своей стеклянной будочки.
– А, Владь, здоров!
– И тебе не хворать!
И они с охранником с размаху пожали руки, не просто так, а
со значением, весело и внимательно глядя друг другу в глаза.
– Что там у вас? Опять концерт на дому?
– У нас каждый день концерт, елкин корень! Ты пищалку-то
выключи!
– Да она от каждого шороха срабатывает, а у вас сегодня
шороху много что-то!
Владик покивал, и все той же рысью он и Наташка выскочили на
широкое мраморное крыльцо под козырьком в палладианском стиле
[1]
, тут только
остановились и посмотрели друг на друга.
– Ты чего меня утащил? Я бы ей сказала…
– Сказала! Да ты уж сказала! И она тебе сказала, и он тоже,
все сказали!..
– Владь, ну я не виновата! Она мне про эти ботфорты ни
одного слова, а он вообще!..
Водитель неторопливо достал из кармана сигареты, поковырялся
в пачке, как будто выбирал ту, что получше, нашел и сунул в рот.
– Да нет, ну я и вправду не виновата, Владь! Ты мне веришь?!
– Февю, – невнятно из-за сигареты ответил Владик.
– А они не верят! Я же никого не обманываю! Я всю ночь
костюмы гладила, по кофрам развешивала, бирки пришивала, а тут эти ботфорты!..
– Дура ты, Наташка, – необидно перебил Владик и зачем-то
дернул ее за нос. – Балда.
– Почему… я балда? Ты тоже меня ругать будешь, да?
– У тебя мамка с папкой где? – душевно спросил Владик и
помахал у нее перед носом, разгоняя дым. Наташа глазами проводила его руку –
широченную, загорелую, с обручальным кольцом.
– Ну, приезжая я, ну и что?! Подумаешь, какой москвич
выискался!
– Где родители?..
Наташка всхлипнула и отвела глаза, словно собиралась
признаться в чем-то постыдном.
– В… в Козельске.
И быстро посмотрела на него, не засмеется ли. Он не смеялся,
смотрел сочувственно, только все равно какая-то чертовщина была у него в
глазах. Наташа уже не первый раз замечала эту чертовщину и не могла найти ей
определения.
– Это за Калугой где-то, да? Лжедмитрий, что ли?
Она понуро пожала плечами.
– Татары Козельск разорили. Это нам еще в школе
рассказывали! Какой-то хитростью заманили князя в Орду и там убили.
– А князя как звали?
Наташка моргнула. Глаза у нее были серые, прозрачные до
самого донышка, как осенняя вода в чистом озере.
– А тебе зачем?! Кажется… кажется, Михаил Всеволодович его
звали. Князь Черниговский! А потом эти земли к Литве отошли, в четырнадцатом
веке. – Она улыбнулась. – Я, когда маленькая была, часто думала – вот бы
хорошо, если бы мы в Литве остались. Представляешь? Чистенько, аккуратненько,
никаких тебе пьяниц-алкоголиков, ни драк, ничего!.. Цветы на подоконниках,
занавески кружевные, кофем пахнет.
– Не кофем, а кофе.
– Зачем нас из Литвы обратно отдали?
– Так это когда было! – протянул Владик.
– Ну и что! – упрямо сказала Наташка. – Все равно! Не
отдавали бы, я бы, может, и в Москву вашу не поехала! Сдалась она мне, если бы
я в Литве жила!
Тут она вдруг сообразила, что говорят они о чем-то очень
странном, и воззрилась на Владика:
– А ты… зачем меня про Козельск спрашивал? И про маму с
папой?!
– Да просто так. На всякий случай.
– На… какой случай?
– А на тот, что если выкинут тебя, как кутенка безмозглого,
ехать недалече, и есть куда! А это, когда мир приезжаешь покорять, – первое
дело!
– Меня, значит, выкинут, а тебя не выкинут?!
Владик засмеялся и покачал головой. Потом взял ее за щеки и
придвинул ее ухо к своим губам, как будто собирался сказать какой-то секрет.
Наташка замерла.
– Меня выкинуть никак нельзя. Вот сам уйти могу, это точно,
а выкинуть меня!.. – И тут он смешно присвистнул. – Никак.
– Почему?
Он докурил, бросил сигарету в урну, попал и сказал глупость:
– Много будешь знать – скоро состаришься! Пойдем в машине
посидим, холодно!
– Нет, ты мне скажи, почему тебя нельзя уволить?
– Не скажу, – серьезно ответил Владик. – Но вот нельзя.
Никак нельзя. Только я думаю, что сам вскорости… того. Восвояси уберусь. Это,
знаешь, Наташка, не работа, это… – Он поискал слово, но, видимо, лезли все те,
за которые Хелен штрафовала провинившихся, и Владик в конце концов договорил с
видимым усилием: – Это публичный дом какой-то! И тебе нормальную работу нужно
искать.
– Да, нормальную?! Это какую? На завод «Серп и молот», что
ли, идти? Там одни алкоголики и старики! А здесь жизнь, блеск, красота! И
Никас! Я когда девчонкам звоню и рассказываю, у кого работаю, они все визжат и
в обморок падают!
– А чего они визжат и падают?!
– Как чего? – Наташка даже носом шмыгать перестала и
воззрилась на Владика. – Это же Никас! Ни-кас! От него все теперь балдеют!
– Да как от него можно балдеть, а? Маленький, щуплый, голос…
педерастичный какой-то!
– Сам ты такой, – перебила вмиг обидевшаяся «за Нискаса»
Наташка. – У него нормальный голос! Теперь это называется «унисекс»!
– Да нет никакого унисекса и не было никогда, – с силой
сказал Владик. – Это придумали козлы какие-то, а вы за ними повторяете! Когда
мужик на бабу похож – это никакой не унисекс, а ошибка природы! А наш этот –
точно ошибка! Да еще характерец не дай боже!
– Просто он талантливый, – убежденно сказала Наташка. – А
талантливые все такие. А как поет, как поет! Заслушаешься! И голос красивый,
зря ты!.. И без него теперь ни один концерт не обходится, и диск он скоро
выпустит! На звезду работать – это не каждому в жизни такое счастье выпадает.
Да еще платят мне!..
Владик смотрел на нее с насмешливой снисходительностью, как
профессор математики на первоклассника, объясняющего ему, что циркуляция
вектора по контуру равна потоку ротора данного вектора через натянутую на
контур поверхность.
