– Почему… нельзя?..
– По всему! – заорал он в бешенстве, которое ее почему-то не
испугало. – Потому что я был женатый человек, а ты губернаторская дочь! Потому
что кино «Телохранитель» – это все глупости! Потому что ты не могла жить моей
жизнью, а я не мог жить твоей! Никогда, ни за что!..
– И поэтому ты отдал меня Генке, – вдруг сказала Катя Мухина
с ненавистью. – Ты трусил, рассуждал, геройствовал, и я вышла замуж за Генку
Зосимова. Отлично, да?!
– Я убеждал себя, что просто с тобой… дружу. Ну, мы друзья,
и все тут! У тебя этот Генка, у меня супруга, ребенок, и точка, и все! Мне просто
приятно с тобой поговорить. Мне просто важно рассказывать тебе свою жизнь и
слушать твою. Ты всегда брала с собой кофе, помнишь, у вас был такой
металлический термос с широкой крышкой, и ты мне наливала в эту крышку. Я пил и
думал, что это самый вкусный кофе в мире. И я никогда не представлял себе, что
будет со мной, если я останусь один. Без тебя. Понимаешь?
– Нет, – сказала Катя. – Не понимаю.
– А я остался один, Кать! Я понял, что так не может
продолжаться! Что это не жизнь, а… онанизм какой-то! Я понял, что нужно что-то
делать – с собой, с тобой. Я понял, что просто сойду с ума, если все будет
продолжаться. Я не смог. – Он замолчал и потер больной рукой висок, в котором
стучало. – Дай мне сигарету.
Она не услышала или не поняла, и он продолжал:
– Я ушел с работы. Я так себя хвалил. Я был такой… молодец!
Я принял единственно верное решение, потому что никакое другое было невозможно.
Я знал, что должен уйти, и ушел. И первые три недели мне было просто отлично.
Или три дня. Я хвалил себя, возил сына в школу, а жену к теще, и все было
отлично. А потом я стал ждать, когда ты прилетишь. Июнь месяц был. Ты сдала
экзамены и должна была вот-вот прилететь. Я уговаривал себя, что ко мне это
больше не имеет отношения. Я ненавидел себя за слюнтяйство. Я даже пытался
рассказать жене свою жизнь, но у меня ничего не получалось! Мне было
неинтересно ей рассказывать, понимаешь?! Да и она не слушала, ей тоже было
неинтересно! А потом ты прилетела. Конечно, я поехал в Храброво, помнишь,
аэропорт в Белоярске?
– Помню, Глеб.
– Тебя встречал какой-то новенький, его взяли на мое место,
и у тебя было удивленное лицо. А я стоял так близко, что слышал, как ты
спросила его обо мне, а он…
– Он пожал плечами и сказал, чтобы я лучше у папы спросила,
– подхватила Катя. – Еще он все сумки перепутал, а я думала, что ты с папой
уехал или тебя мама на базар услала. Я еще на нее рассердилась – как это она
могла тебя услать, если меня всегда встречал только ты!
– Это была глупость – встречать тебя в аэропорту. И ты не
могла меня видеть, и я не мог подойти к тебе, и этот парень тащил твои сумки, а
я шел за вами, и мне хотелось взять тебя за руку и сказать: здравствуй, Катя!..
Он подышал открытым ртом и все-таки нагнулся за сигаретой,
что было непросто. Катя опередила его. Она нырнула куда-то под диван и подала
ему пачку.
– Потом меня стало мучить, что никогда и ничего не было! Я
сто раз представлял себе, как это могло быть. Я ложился спать с женой и думал о
тебе. Как мы едем, останавливаемся на взгорке пить кофе, где мы всегда
останавливались, и вокруг ни души и только мы с тобой. Я представлял себе, как
я тебя целую, и у тебя становится удивленное лицо, и ты на ощупь ставишь на
капот свою чашку, а потом обнимаешь меня, неуверенно, слабо. А мне хотелось
тебя тискать, сжимать, рвать на куски, и я боялся тебя напугать. Во сне боялся,
понимаешь?! Потом я просыпался. Я думал, что ты лежишь рядом со мной, что я
просто случайно заснул… после всего, что у нас было, и оказывалось, что ничего
не было. Я все придумал. Мне приснилось. И нужно вставать, собираться на
работу, везти ребенка в школу, а потом еще звонить жене, это уже в обед! Я
звонил и спрашивал: ну, как твои дела? А она мне говорила: все нормально, нужно
купить хлеба, или мяса, или сыра. А я отвечал, что куплю, и больше мы ни о чем
не говорили. Потом наступала ночь. Я ложился и разговаривал с тобой. Я так
отлично все придумал. Я мог разговаривать с тобой часами, и моя жена не
догадывалась, что я говорю не с ней, а с тобой! Я спал с тобой, а она думал,
что я сплю с ней. И я очень себя хвалил, потому что справился. Я справился с
собой и с тобой!.. Я сохранил семью, у меня все хорошо, я победитель.
Глеб осторожно закурил сигарету. Дым показался ему вкусным,
как будто он не курил много месяцев, и сразу легко и приятно зашумело в голове.
– А потом я развелся. Я все время врал. И это было
невыносимо. Я просто ушел, и не стал ничего объяснять, и долго мучился, потому
что обидел жену, а она ни в чем не виновата, понимаешь?! Во всем виноват я
один.
– И еще я виновата, – задумчиво сказала Катя Мухина. – Мне
нужно было сразу послать тебя к чертовой матери, а мне так нравилось, что ты
есть в моей жизни. Ты решал все мои проблемы, и все беды как-то сами собой
кончались, как только я тебя видела, и мне с тобой всегда было так спокойно!..
– Спокойно? – переспросил Глеб Звоницкий.
– Ну да, – продолжала она как ни в чем не бывало. – Ты был
чем-то обязательным и незыблемым, как скала над Енисеем, и мне это нравилось,
только мама волновалась, что у нас с тобой может получиться роман, и она мне
все время говорила, что я фамильярничаю и что у тебя жена, и все такое!..
– Любовь Ивановна говорила, что у нас может быть роман?!
– А что тут такого? Я проводила с тобой столько времени, что
ей казалось… Только я думала, что тебе на меня наплевать. Я думала, что ты
просто так, по долгу службы! А потом появился Генка, и он так красиво ухаживал,
а я…
Глеб, кряхтя, наклонился и сунул сигарету в пепельницу.
Катя, конечно же, сразу полезла за ним и стала подставлять эту пепельницу так,
чтоб ему было удобней совать в нее сигарету. Он оттолкнул пепельницу и взял
Катю за локти.
– Катя, – сказал он, глядя ей в лицо. – Ты меня никогда не
любила?
Она вертелась, как уж на сковородке, пытаясь высвободиться.
Но он держал ее крепко, двумя руками. Руки были очень горячими, и ей
моментально стало жарко.
Жар поднялся по коже, залил шею, щеки и лоб, и даже под
волосами стало жарко.
Она глубоко вздохнула.
– Катя?
– Зачем ты бросил меня, Глеб? Как ты мог меня бросить? Если
б ты остался, ничего бы не было! И родители были бы… живы, и я тоже! А я
умерла, когда ты меня бросил! А теперь ты меня спрашиваешь про любовь!
Он, потрясенный, молчал.
– Ты меня не любишь?
Что он мог знать о любви, думала Катя, он же прибыл из
другого мира, из далекого созвездия?!
Там, должно быть, все по-другому.
Там, должно быть, женщин почитают друзьями, рассказывают им
истории из жизни и закусывают эти истории пирогами с рисом и рыбой. Там, должно
быть, всем наплевать на то, что у этих самых женщин есть не только душа, но и
тело, и собственные странные и душные фантазии, с которыми невозможно
справиться в одиночку – только вдвоем.
