Несмотря на волнение, дом любил такие моменты единения. Но еще больше радости доставляли ему минуты спокойного присутствия Анны в доме. Когда она не торопилась, не хлопотала, не спешила выполнять поручения больной, а сидела и читала книгу, или слушала музыку, или разговаривала со второй женщиной ровным, даже иногда ласковым тоном. Дом тогда старался «задержать дыхание», вел себя тихо-тихо, чтобы не скрипнула половица, чтобы не хлопнула ставня. И собака вела себя так же: сворачивалась в клубок у кровати и даже ушами не шевелила, хотя, по мнению дома, могла бы и прислушаться к умным разговорам.
Например, к таким, как этот:
— «Спектакль производит особенное впечатление декорациями, которые воссоздают подлинную атмосферу домов восемнадцатого века. — Анна сидела на краешке постели больной и читала статью из газеты. — Продюсеры не поскупились на антиквариат… — Тут она искренне расхохоталась. Лежачая тоже не удержалась от улыбки. — И не прогадали. Трудно, таким образом, переоценить финансовую стоимость проекта, который лишний раз является бесспорным подтверждением профессионального подхода к делу».
Анна снова засмеялась, отбросив газету:
— Ну вот, — произнесла она, успокоившись, — это говорит о том, что я настоящий профессионал. Даже критик не смог рассмотреть подделки.
— Это говорит о том, — прозвучал ответ с кровати, — что он дерьмовый критик. Как там фамилия автора?
— Лазуцкий.
— Лазуцкий? Странно. Этот, насколько я помню, был неплохим. Значит, спектакль у твоего Эдика вышел плохонький.
— Зачем ты так?
Дом встрепенулся, собака подняла морду: в голосе Анны послышалась обида.
— А как? Все правильно. А что же еще можно подумать, если в рецензии на спектакль критик хвалит только декорации, а об остальном молчит? Либо он не театральный критик, либо не хочет обижать режиссера. Помнишь, как у Чехова: «В человеке должно быть прекрасно все…» Так и в спектакле, дорогая моя… — Дом не удержался: заскрипел от удовольствия. Пусть в споре, пусть между делом, но он в первый раз услышал, как одна из женщин назвала другую «дорогой». -…все должно быть прекрасным. Лицо — это построение действия, мизансцены. Душа — конечно, актеры; мысли — задумки и находки режиссера. А декорации — это всего лишь одежда. Ты можешь судить о человеке только по внешнему виду? Можешь, но недолго. Потом начинаешь интересоваться содержанием. А что такое спектакль без содержания? Тьфу!
Больная победоносно замолчала.
Молчала и Анна: удрученно, задумчиво. Задумался и дом. Он знал, что такое театр и спектакли. Лежачая часто, посмотрев очередной эпизод нескончаемого сериала, начинала говорить, что играть в них никто не умеет, да и «сценаристы с режиссерами никуда не годны». Кричала надрывно свое вечное «Нука!», просила поставить ей что-нибудь «душевозвышающее и впечатляющее».
— Спектакль? — спрашивала Анна и, получив в ответ благосклонный кивок, включала плоский ящик под телевизором, вставляла туда блестящий металлический кругляшок, и на экране возникал занавес и надпись «Телеспектакль». Больная смотрела неотрывно и каждый раз в конце торжественно объявляла:
— Вот это я понимаю, это актеры. Раневская, Плятт, Зеленая, — имена. А нынешние что? Ерунда, да и только.
— Все? — беззлобно интересовалась Анна.
— Есть исключения, — нехотя соглашалась старуха, а Анна сдержанно, но удовлетворенно улыбалась.
В сегодняшнем же споре победа явно и заслуженно принадлежала больной, и сколько Анна ни думала над возможным ответом, достойного придумать так и не смогла. Из оцепенения и женщину, и дом вывела собака, неожиданно вскочившая, навострившая уши, сделавшая несколько шагов к порогу комнаты.
— Кто там, Дружок? — спросила Анна.
— Кто-то приехал, — заволновалась старуха. — Иди скорее!
Сказано это было таким беспокойным тоном, что дом сообразил: «Если бы женщина могла ходить, она бы, не задумываясь, вскочила и силой выпихнула бы Анну за дверь».
Анна вышла сама, выглянула на улицу, увидела машину у калитки, спустилась с крыльца. Ей навстречу направлялась хорошо и дорого одетая пара средних лет. Невысокий мужчина в отутюженных брюках, чистых ботинках с острыми носами, в шерстяном клетчатом пиджаке, надетом на ярко-синий пуловер, одной рукой поддерживал под локоток женщину, а другой опирался на изящную деревянную трость. «Канадский дуб», — тут же определила Анна и перевела свой взгляд на спутницу обладателя аккуратной трости и такой же аккуратной, невероятно ровно подстриженной бороды. Ее немного полноватая, но сохраняющая все необходимые пропорции фигура была втиснута в плотно облегающие коричневые легинсы и задрапирована в асимметричную светло-бежевую тунику. Довольно длинные ноги украшали ботильоны на удобном каблуке, а на плечи была наброшена короткая кожаная куртка до пояса с причудливой бахромой на плечах. Образ дополняла кокетливая шляпка-таблетка, которая, как показалось Анне, если и могла быть чем-то прицеплена к голове, то только гвоздем. Повстречавшись с Анной взглядами, женщина расплылась в улыбке, и Анна отметила, что зубы у нее были слишком ровные и неестественно белые: свидетельство наличия свободного времени и тугого кошелька.
— Добрый день, — сдержанно поприветствовал Анну мужчина, останавливаясь у крыльца.
— Здравствуйте, — еще раз лучезарно улыбнулась его спутница.
— Добрый, — ответила Анна, не предпринимая попыток пригласить их в дом.
— Мы, наверное, к вашему мужу, — взял мужчина инициативу в свои руки.
Анна растерялась:
— Я не замужем.
Было видно, что и визитеры пришли в некоторое замешательство. Женщина очнулась первой: покопалась в сумочке (бежевой, в тон тунике), вытащила оттуда мятый листок, протянула Анне, спросила:
— Это ваш адрес?
Анна скользнула взглядом по бумажке, кивнула:
— Мой.
— Нам сказали, здесь художник живет.
— Декоратор, — подхватил мужчина.
— Мы заказ хотели сделать, у знакомых мебель увидели и просто влюбились, но как-то без знакомства, наобум, как говорится, не смогли. Интернет — дело хорошее, но хотелось бы пощупать, посмотреть. В общем, такие мы несовременные, — объяснила, будто извинилась, женщина.
— Проходите, — любезно посторонилась Анна. — Будем знакомиться.
— Мне почему-то кажется, — проговорила женщина, поднимаясь на крыльцо и пристально всматриваясь в лицо Анны, — что я вас где-то встречала.
— И мне, — подтвердил мужчина.
Анна пожала плечами. Пустое, мол. Показаться может всякое, не стоит обращать внимание. И правильно сделала. Через минуту они и думать забыли о неожиданно посетившем их ощущении — таким удивительным стало для них признание Анны, что она и есть тот художник, которого они искали.
— Неужели вы сами, вот этими руками, создали тот восхитительный трельяж, что стоит у Лидочки в спальне?! — не сумела скрыть удивления женщина.
