Пятеро отделились, оставив штурм машины, развернулись к Караге. Зарядные устройства послушно перешли за их спины.
Погас, исчерпав себя, молочно-розовый луч. Бесполезным теперь «Шустрилой» Дюк запустил в ближайшую цель, и его моментально вытащили наружу и уложили на землю.
В рот и нос тут же набилась пыль, Дюк закашлялся и вскрикнул: руки ему заломили за спину в лучших традициях штурмовиков. Еще миллиметр – и перелом.
Лежа на животе и еле дыша от боли, он разглядел, как Карагу облепили со всех сторон и куда-то повели.
К Дюку же подошел и наклонился совсем молодой парень или, скорее, взрослый ребенок с выбритыми висками и злыми зеленоватыми глазами.
Он легонько толкнул Дюка под ребра носком ботинка, показал на него татуированной рукой, грязной и голой под коротко обрезанными рукавами свитера, и приказал:
– Этого тоже возьмите.
Дюка подняли и повели. Меха были выше его, и пришлось позорно болтаться. В вывернутых плечах хрустело.
Разрядник, который Дюк не успел перевести на максимальную мощность, оказался в руках, перевитых татуировками-цепями.
Парень остановился, широко расставив ноги, прицелился и выстрелил в чью-то спину.
Меха споткнулся и повалился на одно колено.
– Класс, – с восхищением сказал парень. – А почему так слабо стреляет? А еще оружие есть? Обыщите машину!
Дюка поставили к стене. Справа от него стоял Карага и, прищурившись, смотрел на то, как развлекается татуированный парень, стреляя то в одного, то в другого, и как опрокинутые разрядом меха послушно поднимаются и снова принимаются бродить, обыскивать машину, взламывать гараж и выстраиваться в цепи.
– Эй, Кенни! – позвал он.
– Кеннет, – поправил тот, направляя на него разрядник. – Кенни – собачья кличка.
– Ах ты какой человечище! – зло процедил Карага. – Из бездомных все равно не выбьешься.
– Это да, – спокойно согласился Кенни, – сейчас не выбьешься. Но мы тут придумали такую штуку: взять всех и перемешать. Чтобы не разобрать, где какие.
Дюк, прижатый к стене гаража, внимательно за ним наблюдал. Он впервые видел бездомного, да еще и ребенка, осмеливающегося прямо разговаривать с тем, у кого есть регистрационный чип.
Какой бы там ни был, но чип у Караги имелся, и между Карагой и Кенни простиралась огромная пропасть, преодолеть которую не пришло бы в голову ни одному бездомному. Так какого же хрена парень болтает?
Кенни повернулся и посмотрел в глаза Дюку.
– Что пялишься? – спросил он. – Не верится? Это все справедливый мир!
Он рассмеялся и отошел в сторону, поигрывая разрядником.
– Приехали, – тихо сказал Карага, – и что будет? Демократия? Равенство? Бред.
Дюк подавленно молчал. Пару часов назад он готов был драться с армс-меха и не испытывал страха, только азарт и напряжение в мышцах, а теперь смотрел на малолетнего бездомного, покрытого шрамами и пылью, и испытывал неприятное чувство зарождающейся паники.
– Да, – сказал Карага, словно прочитав его мысли, – ты прав, капитан. Страшные дела творятся – перемешать! Перемешать, черт…
Кенни обследовал «Колосса», не нашел никакого оружия и расстроился.
– Ладно, – сказал он с разочарованием, – но машину тоже берем с собой!
В салон «Колосса» он втащил туго набитый рюкзак и уселся с ним на переднем сиденье. На заднее под конвоем втолкнули Карагу и Дюка, за руль сел меха, и «Колосс» начал выбираться из переулка.
Кенни расстегнул рюкзак и принялся раскладывать на коленях все, что из него извлекал: красное ожерелье с большим рубином, пару статуэток из белого металла, маленькую картину эпохи конструкта – двумя линиями нарисованный человек, согнувшийся словно в нестерпимой боли, кожаные перчатки, электронные планшеты, ноутбук…
– Мародер, – сказал Карага, глянув вперед.
– Это теперь мое, – похвалился Кенни, не поняв смысла сказанного, – у меня будет дом, все туда принесу.
Дюк посмотрел в окно. Мелькнули друг за другом картины: уничтожение большого жилого комплекса «Фея»; стычки меха с полицейскими, закрывшимися ростовыми пластиковыми щитами; вереница бледных жителей, загружаемых в подогнанные автобусы под присмотром одинаковых меха-бойцов.
Город разрушали быстро и обдуманно: под каждое здание закладывалась взрывчатка, каждое укрытие вскрывалось, людей и бездомных либо убивали на месте, либо выстраивали в охраняемые колонны.
Действия армс-меха были точны и неспешны. Они легко оборонялись от разрозненных нападений армейских и полицейских отрядов, слаженно действовали на каждом участке и обходились с городом, как с большим огородом, каждый метр которого необходимо было прополоть и вскопать.
Эта слаженность навевала неприятные мысли. Ей невозможно было противостоять обычными методами, и Дюк это сознавал. Он досконально изучил каждую доступную в городских условиях операцию и понимал, что поворотливые и немыслимо сильные армсы легко противостоят любой атаке.
Армии негде было развернуться. Она должна была действовать в условиях тяжелых ограничений и стараться не причинять вреда городу и людям, в то время как меха не были связаны ничем и не особо смущались потерями в собственных рядах.
В то время, как Дюк, глядя в окно «Колосса», размышлял о тактиках и стратегиях, пытаясь понять, как можно разом вымести всю эту нечисть, в западных районах, где меньше всего оказалось меха, большой отряд тяжелой пехоты одержал первую победу.
Экипированные в экзоскелеты, под прикрытием четырех «Вулканов», растянувших поперек улиц жутко колыхающееся синее поле, пехотинцы зачистили Варварцы и остановились, обеспечивая эвакуацию мирных жителей.
Победа воодушевила. Быстрыми темпами принялись формироваться аналогичные группы, и вскоре их стало двенадцать, и каждая отправилась на подмогу полиции и «Шершням».
Дюк об этом не знал, но увидел моментальное изменение: меха, будто повинуясь одному голосу, вдруг прекратили возню с бездомными и взрывчаткой и принялись то собираться вместе, то перестраиваться и растягиваться в цепи.
– Шахматная зачистка, – сказал Карага, увидев эту рокировку. – Шахматную доску видел? Вот представь, что на город сверху наложена сетка с этой доски. Где бы ты ни оказался, ты будешь находиться в контролируемой клетке. Тактика без тылов и флангов.
Непонятно было, с восхищением он говорит или с грустью. Его уставшие глаза были почти неподвижны, только зрачок пульсировал, то расширяясь, то сужаясь.
Кенни тоже смотрел в окно. Он собрал свои безделушки обратно в рюкзак и недовольно морщился каждый раз, когда видел разрушенное здание. Очереди из бездомных, вывозимых куда-то в автобусах, ему тоже не понравились.
Он задумался, наклонив голову.
