Кто-то… другой.
Запутавшийся.
– Не бойся, это не так уж и больно, – сказал Эвил, по-своему истолковав его волнение. – Приведу в порядок и тебя.
Джонни кивнул и вышел, и по коридору, забитому криками Дюка Ледчека, висящего в толще жидкого пластика, кинулся бегом.
Морт и Эру вовремя покинули прибежище Братства Цепей. Массовое производство меха-клонов приостановилось: сырья не хватало. Автобусы с бездомными, предназначенными на переработку, не смогли выехать за границы города, попав в двойное оцепление армейских подразделений. Город был взят, но армия, вытесненная с улиц, не собиралась сдаваться и начала осаду, не позволяя меха выйти за ее пределы.
Транспортировка через парковые Врата была слишком медленной, и хотя и подкармливала восстание новыми бойцами, возвращавшимися в обмен на бездомных, но этот ручеек был слишком слаб, чтобы ощутимо поправить положение.
Одновременно велись розыскные мероприятия. Маленькие мобильные отряды шастали по округе, пытаясь найти центр – клинику «Брианна» и ее лаборатории.
Вертолеты, наклонив узкие носы, стрекотали в воздухе, отыскивая признаки жизни в близлежащих развалинах. Вертолетов было мало, техника ведения воздушных боев отжила свое, и использовались они только для быстрых перемещений над городом или спасательных операций.
Большинство вертолетов было видно издалека – они выкрашены в оранжевые цвета спасательных служб, и меха, взломавшие склады с оружием, легко сбивали их при любом неосторожном маневре.
Выступила наружу вся отсталость и ограниченность военной системы, разрушенной во времена Великого меха-уничтожения.
Регулярные войска не имели достаточного опыта, и количество их не могло обеспечить массированных атак.
Тяжелое оборудование и экипировка не соответствовали задачам: любое повреждение превращало непобедимого в экзоскелете бойца в груду почти неподвижного металла.
И хотя на первых порах именно тяжело экипированные отряды смогли отстоять некоторые районы и даже обеспечить эвакуацию, они быстро потеряли преимущество, а эвакуированные в пригороды жители превратились в невыносимую обузу.
Их невозможно было успокоить, невозможно заставить подчиняться. То и дело вспыхивала паника, начинались крики и беготня, целые группы пытались прорваться сквозь оцепление и вернуться в город, считая, что их обманули и пытаются выгнать, как было во времена перенаселения.
Армия оказалась в затруднительном положении, вынужденная оставаться между двумя огнями: негодующими толпами за спиной и четко организованными меха впереди.
Наступление тоже мешкало: меха были по рукам связаны уймой транспортируемых бездомных, и хотя и жестко подавляли любой призыв к беспорядку, но все же не справлялись. То и дело бездомные, обезумевшие от ужаса, совершали невероятные поступки: то умудрялись, находясь в автобусе, раскачать его и, опрокинув, брызнуть из всех щелей, как крысы; то выдавливали стекла и по-звериному кидались на конвой, за что немедленно уничтожались, но тем не менее постоянно находились те, кто решался на этот отчаянный шаг.
Вырисовалась разница между людьми и бездомными. Люди по-прежнему воспринимали происходящее фарсом и требовали у уставших бойцов объяснений, а бездомные уже почувствовали накинутую на шею петлю и по-животному безрассудно пытались спасти свои жизни.
В людях действовал разум, привычка полагаться на права и свободы. В бездомных действовали инстинкты. Они диктовали им два спасительных пути: бежать или замереть, надеясь не привлечь к себе внимания.
Бо́льшая часть выбрала второй путь, и многие автобусы казались пустыми: в них лежали на полу, прятались под сиденьями, сжимались в углах.
По привычке никто из бездомных не заговаривал с меха, зная, что это строго-настрого запрещено, но и между собой они тоже не разговаривали, соединяясь только в общем порыве толпы, когда кто-то один решался сопротивляться и бежать.
Морт и Эру проникли в город через парковые Врата и принялись обходить и перестраивать колонны и отряды. За ними следом вынырнул Кенни и отправился налаживать точки транспортировки у вокзалов, старых военных баз и на площадях – везде, где сохранились старые медные конструкции, украшенные изображениями змей и цветов. Многие были повреждены и восстановлению не подлежали, но Кенни брался и за них, и к наступлению темноты наладил около двадцати новых точек переброски, куда незамедлительно потянулись конвоируемые колонны бездомных.
Город корчился в муках. Меха планомерно закладывали взрывчатку под каждое значимое здание или большой жилой комплекс.
Они не щадили себя, но экономили время, и зачастую погибали под собственными же взрывами.
В три часа ночи на смену им начали приходить обновленные отряды, собранные из переработанных в топках Мертвых бездомных и запасов биометалла, принадлежащего старой клинике «Брианна».
Шикан, голый по пояс, нацепив кожаный длинный фартук, вспыхивая в красных отсветах своих подвалов, скрипя зубами от дробного, оглушительного грохота работающих машин, набивал топки бездомными.
Крутились и стонали шестерни, работали синеватые валы, горели резиновые толстые прокладки, и он менял их, вытирая лоб черно-алыми руками и оставляя на лице грязные полосы.
Несколько меха, контролирующих загрузку, стояли дымясь, с ног до головы покрытые кровью.
В их обязанности входило провести партию бездомных по узкому коридору, оглушить или убить на входе в подвал и передать тело Шикану.
Поначалу они пользовались маленькими пистолетами, но Шикан приказал не растрачивать патроны зря.
Дело пошло медленнее, потому что теперь приходилось бить бездомных о стену, или разбивать им головы кулаками, или придушивать – каждый конвоир выдумал свой метод, и со временем приспособился так, что поток снова пошел бесперебойно.
Иногда в коридоре слышался визг: кто-то умолял или пытался доказать, что он не бездомный, что произошла ошибка, но Шикан не мог услышать их за грохотом своих машин, а меха, созданные по подобию Морта, не обращали на это внимания.
К пяти часам утра произошло сразу три события: один из вертолетов армии нащупал лучом клинику «Брианна» и успел передать координаты до того, как его сбила охрана.
Морт и Эру, оценив возможности подкрепления, начали штурм войск оцепления, а Кенни закончил с Вратами и, отвязавшись под каким-то предлогом от телохранителей, нырнул в темный переулок, пропахший гарью и кровью, и побежал в сторону хорошо известного ему убежища, в свое время залитого дезинфицирующим цементом, но снова обжитого и, насколько ему было известно, нетронутого до сих пор по правилу воронки, в которую дважды снаряд не падает.
Он шел путями, известными только бездомным. Сворачивал в тупики и карабкался по проржавевшим пожарным лестницам, по крышам заброшенных гаражей и вдоль заборов, где протиснуться было так сложно, что ему приходилось прекращать дышать.