В России, как известно, очень мало земли. В России строить
негде, и жить негде, и машины ставить негде. Только под носом у старушек.
Волков, извиваясь, пробрался между оградой и радиаторами,
утопая по щиколотку в снегу, исхитрившись, открыл дверь, завел двигатель и взял
с пола щетку.
Этой щеткой он собирался разгребать сугроб, в который
превратилась его машина, как раз до тридцать первого декабря.
Волков даже не знал, откуда начать. Если с крыши, то вся
масса снега ухнет ему на ноги, и нужно будет идти переобуваться, а он в
квартиру ни за что не вернется! Если с лобового стекла, то потом, для того
чтобы расчистить капот, понадобится лопата, а лопаты у него нету. Если с
заднего стекла...
– Дяденька, – позвали его откуда-то сзади и снизу. Волков
оглянулся и никого не заметил, – дяденька, извините, пожалуйста...
Волков покрутил головой и опять никого не заметил.
– Я здесь, – пояснили очень серьезно, и Волков, кряхтя и
придерживая полы куртки, чтобы не обтирать ими автомобильные бока, выбрался на
шоссе.
Выбравшись, он обнаружил гнома в шапке с помпоном. Гном
стоял в стороне, не приближаясь, и казался очень маленьким.
– Чего тебе? – спросил Волков сердито.
Он терпеть не мог брошенных детей, нищих старух и
побирающихся стариков.
Ему казалось, что он виноват перед ними – во всем. Именно он
и никто другой.
– Извините, пожалуйста, – сказал гном, тараща глаза, – у вас
есть сорок шесть рублей семнадцать копеек?
Волков моргнул.
Мимо проехал непривычно тихий автомобиль, обдал их снеговой
крошкой, и Волков за шиворот втянул гнома на тротуар.
Тот переступил ногами в крепеньких красных сапожках и
покосился на Волкова неодобрительно.
– Так, – сказал Волков, сердясь все сильнее. – Какие, к
чертовой матери, сорок восемь рублей пятнадцать копеек?
Гном сосредоточенно пошевелил губами, словно повторяя про
себя заранее выученный урок.
– Не-ет, – наконец сказал он. – Мне нужно сорок шесть рублей
семнадцать копеек! У вас есть столько?
Он был очень чистенький, ухоженный, совсем не уличный, как
определил для себя Волков. Шапка с помпоном старательно надвинута на уши, и
шарф повязан как следует, и красные сапожки на липучках тоже довольно чистые,
хотя и не новые, с растрескавшимися носами.
Пожав плечами, очень сердитый Волков полез в бумажник –
моментально вспомнился оторванный пиджачный карман – и достал полтинник.
– На.
Гном стянул варежку и взял бумажку.
– А это сколько рублей?
Этого Волков совсем не смог вынести.
– Пятьдесят! – рявкнул он. – Ты что, не видишь?!
– Волков, на кого ты орешь?
Он оглянулся. Через сугроб, задрав шубу, к нему лезла Юля.
Та, прежняя Юля, его жена, а вовсе не туманность Андромеды.
– На меня, это потому что я у него денежек попросил. Никто
не любит денежки давать, – пояснил гном обстоятельно.
И тут он вздохнул.
Юля пробралась к ним, поскользнулась, чуть не упала. Волков
ее поддержал. Локоть под шубой был твердый и чужой, как железный прут из
ограды.
– Ты кто такой? – спросила Юля у гнома.
– Я Павлик, – представился тот, аккуратно засунул купюру в
карман курточки и натянул варежку. – Мне нужно сорок шесть рублей семнадцать
копеек. Он дал! – И показал на Волкова.
– А почему тебе нужно именно сорок шесть рублей семнадцать
копеек?
Мальчишка удивился.
– Потому что батон стоит восемнадцать рублей, а молоко
двадцать восемь семнадцать, это все знают! А мне нужен батон и молоко.
Юля посмотрела на Волкова, а он на нее.
– Ты что, на улице живешь? – тихо спросила Юля. – Родителей
нету?
– Я дома живу, – сообщил мальчишка, – почему на улице?
Про родителей он ничего не сказал, но Юля не отставала.
– А родители твои где? Ты почему один ходишь? Ты же
маленький еще! Мало ли что может случиться!
– Ничего со мной не случится.
– Тебе сколько лет, Павлик?
– Шесть, – гордо сказал мальчишка. – Бабушка говорит, что я
для своего возраста очень самостоятельный.
– Это точно, – согласился Волков неприятным голосом, и Юля
ткнула его локтем в бок.
– А бабушка где? Дома?
Мальчишка отвел глаза и стал варежкой смахивать снег с
бампера волковской машины.
«Какой-то кошмар», – подумал Волков.
– Павлик, где ты живешь? Где твоя бабушка? Давай я тебя
домой провожу, а по дороге мы молока купим и батон! Давай?
Чего она к нему привязалась, думал Волков с тоской и гневом.
Ну, ничего же нельзя сделать, это ежу ясно!..
Ежу, может быть, и было ясно, но только не его жене. Она
всегда отличалась упрямством и все делала так, как считала нужным!..
– Ты почему молчишь, Павлик?
– Юль, мне на работу давно пора, так что... – встрял Волков.
– Бабушка умерла, – вдруг, решившись, сказал мальчишка. –
Мне тетя Маша из сто тридцатой объяснила, это значит, что мы с ней долго не
увидимся. Ну, с бабушкой, значит. А потом увидимся, сказала тетя Маша, – в
королевстве. Я мультик смотрел про Снежную Королеву, и там было королевство, и
тетя Маша сказала, что бабушку туда забрали. Только я думаю, что навряд ли она
в королевстве. Там холодно и делать нечего. Только колдовать, а бабушка
колдовать не умеет.
В голове у Волкова опять ударили в гонг, и лошади понеслись
по кругу, стуча копытами.
– Почему бабушка... в королевстве? – спросил он зачем-то.
– Не знаю, так тетя Маша сказала.
– В царствии, – поправила Юля тусклым голосом, – в царствии
небесном. Так тебе тетя Маша объяснила?
– Точно! – просиял мальчишка. – Как это вы угадали? А я
вспоминал, вспоминал!.. Она над нами живет, к бабушке в гости ходит. К ней
какой-то валет должен прийти, а все никак не идет! А бабушка говорила, что он
придет, и тетя Маша сказала, что она раньше надеялась, а потом перестала.
– Бабушка давно умерла?
Мальчишка виновато посмотрел на Юлю.
– Я в календаре не понимаю, – сообщил он и шмыгнул носом, –
хотя мне в школу на следующий год. Я зато в часах понимаю! Хотите, скажу вам,
сколько времени?
