– Пойдем, – повторила Юля. – У нас книжек много, и мультики
есть. Про оленя Рудольфа смотрел?
– Не-а. У нас мало мультиков. Бабушка говорит, это дорого
очень. Она говорит, всего не купишь. Лучше книжку почитать. У нас книжек много,
еще от дедушки остались. Я одну попробовал читать и ничего не понял! И
называется она как-то странно... я долго запоминал... «Теоретические основы
электротехники», вот! Ни слова не понятно! Я вот только горки запомнил.
– Какие горки? – спросила Юля.
– Синусоиды, – быстро объяснил Волков, – что тут
непонятного?..
– У нас сколько хочешь мультиков, – продолжала Юля, – про
Деда Мороза, про Новый год, про Белоснежку!
– У вас, наверное, детей много и денег тоже, – сказал
мальчишка.
– Детей у нас всего двое, и они уже выросли.
Теперь ему совершенно определенно хотелось пойти – мультики,
еще бы!..
– Мне с чужими нельзя, – высказал он последнее опасение. –
Бабушка говорила, с чужими даже разговаривать нельзя! Она говорила, что детей
воруют и продают на органы.
Тут взрослые отчего-то засмеялись. Он посмотрел на них,
словно спрашивая – что?.. Что вы смеетесь?..
Ему стукнуло шесть лет, и он не умел разбираться в людях, но
тут ему показалось, что этим можно верить. Они не продадут его на органы.
Наверное.
И еще он замучился один. Сидеть на лестнице было скучно и
немного страшно, и он придумывал истории, чтобы как-то себя развлечь. В этих
историях он ехал к бабушке в ее королевство – нет, нет, в царство! – и там они
знакомились с защитником, про которого рассказывала бабушка, апостолом Павлом.
Апостол представлялся ему в скафандре и с бластером, как в телевизоре. Еще там
были речка и горка. Бабушка говорила, что это он запомнил, как они в Тамбов
ездили, к дяде Пете. Бабушка говорила, это давно было, ты этого помнить не
можешь, но он-то помнит!..
И он немного беспокоился, что не успеет вырасти и пойти на
работу до того, как его изымут две тетки в шапках, а бабушка говорила, что хуже
нет для ребенка, чем в детдоме расти! Вот уже несколько дней прошло, как он без
бабушки, а растет он все-таки как-то очень медленно, и картошка у него
кончилась, и есть хочется! Бабушка говорила, что он рассудительный, то есть
может обо всем рассуждать. И он рассудил, что картошки он все равно нигде не
достанет, так чего теперь про нее думать!.. А тетя Маша не догадалась принести.
Вообще она была какая-то странная в последнее время, смотрела мутными глазами,
гладила его по голове дрожащей рукой, и пахло от нее плохо, каким-то резким,
дурным запахом. И ложась спать, Павлик слышал, как наверху, как раз у тети
Маши, горланили песни. А они с бабушкой не любят, когда горланят! Они тишину
любят.
А вчера на улице, не на этой, а на большой, где магазин, его
чуть не побили взрослые мальчишки. Он только собрался попросить сорок шесть
рублей семнадцать копеек у какой-то тетеньки с добрым лицом, как они набежали и
стали на него кричать, чтоб он проваливал и здесь не побирался, это их
территория! А если он хочет тут побираться, то они его отведут к Семке, и Семка
назначит дань платить, а так просто нельзя. Так он и остался вчера без молока и
батона и сегодня решил, что к магазину не пойдет, где-нибудь еще попросит.
Ему стукнуло шесть, и хотелось есть и отчего-то спать. В
последнее время он спал плохо, все прислушивался, не идут ли его изымать,
просыпался, вскидывался, смотрел на бабушкину высокую кровать, покрытую
полосатым покрывалом – может, она все-таки вернулась из своего царства, ну, как
когда-то они вместе возвращались из Тамбова! Но бабушки все не было, и он
засыпал опять, держась рукой за деревянный заборчик кровати, которая была ему
маловата. Бабушка все собиралась купить ему взрослую, но так и не купила.
...может, пойти с ними? Может, ничего страшного не будет?
Ну, просто посидеть у них до вечера! Чего правда на лестнице сидеть?..
– Ну? – спросила Юля и опять поправила на нем шарф. –
Надумал?
Мальчишка кивнул.
– Я ненадолго. До вечера.
– Вот и хорошо. Мы пошли.
– Я позвоню, – сказал Волков, и Юля кивнула, не
оборачиваясь.
Он глянул на глупую пластмассовую щетку в руке – сколько
всего произошло с того момента, как он вытащил эту щетку, чтобы смахивать ею
снег со своей машины, как будто целая жизнь прошла! – и кое-как разгреб сугроб
на лобовом стекле.
Потом посмотрел вслед удаляющейся Юле, которая вела за руку
мальчишку. Тот что-то ей рассказывал, а она слушала.
– Юль! – крикнул Волков, вдруг забеспокоившись. Она
обернулась.
Волков в два шага их догнал.
– Юль, ты только никому не звони и никуда с ним не ходи, –
сказал он. – Поняла? А то еще его... изымут!
– Волков, за кого ты меня принимаешь?!
Он исподлобья смотрел на нее – и так ее любил!.. Ну, вот
так, что сердце, которым, по слухам, люди и любят, не помещалось у него в
груди, набухало, колотилось и распирало ребра – вот-вот лопнет.
Он так ее любил – за этого случайного мальчишку, за птичью
лапку, дрожавшую в его руке, за то, что она все сделала так просто и так легко,
взяла и повела пацана с собой, как будто хоть что-то в жизни может быть легко и
просто!..
Он так ее любил – за то, что ей даже в голову не пришло...
сомневаться, а он, Волков, конечно, сомневался бы и ни на что бы не решился,
просто потому, что он мужчина, следовательно, должен сначала много думать, и
еще неизвестно, что именно придумается!..
Он так ее любил – просто потому что любил, и лучше ее не
было и не будет женщины на свете, и он всегда это знал, и радовался, что она
досталась именно ему, и пусть это сто раз банально, но им было так хорошо
вместе!
Пока не стало плохо...
Хорошо там, где нас нет? Или все же там, где мы есть?..
– Волков, поезжай на свою работу, – сказала Юля дрогнувшим
голосом. – Не смотри ты на меня так!
Он кивнул.
– Я никуда не пойду и его не поведу, не беспокойся, –
сказала она.
Он кивнул.
– И расследований никаких не затевай.
Он кивнул.
– Волков, ты почему все время киваешь, как покладистая
лошадь?
– Ой, а я видел лошадь, – сказал мальчишка, соскучившись
стоять, – в Тамбове. Там бочка такая, ее лошадь возит. А в бочке вода. Пока все
наливают, лошадь стоит. Это потому что там водопровода нету. Ей можно хлебца
дать или морковку. У дяди Пети морковка здоровенная такая! Я лошадь кормил,
сам!
Тут он устыдился немного, потому что никакую лошадь он не
кормил. Он тогда еще маленький был и боялся, а бабушка над ним смеялась. Он
только пони в зоопарке не боялся, но ведь пони не настоящая лошадь! И одета она
неправильно – у нее какие-то блестки и шарики кругом, а у настоящей лошади
бывает только кожаная сбруя и никаких шариков, вот как!
