– Адмирал Карст Роде сказывает, – обратился за всех Ярослав, огладив ладонью бритую по-взрослому голову, – по весне воевать в море пойдет. На этом самом шитике, на котором и учит нас, а холопов через день гоняет паруса ставить да пушки заряжать. Дозволь с ним отправиться, боярин! Устали мы уже в приюте томиться. Хотим державе своей послужить, с ворогами русскими сразиться, силу свою показать!
– Куда вам? Вы же дети еще! – только и выдохнул от неожиданности подьячий.
– Не дети мы уже давно! – вступил Илья. – Четырнадцать нам! В сем возрасте новики завсегда в поход первый выступают. А Тимофею, вон, и вовсе пятнадцать. Спартанские воины в сем возрасте армиями командовали и по нескольку битв успевали пережить.
Басарга повел плечами, не зная, что сказать. Попросили бы себе угощение какое али снаряжение, одеяние – одарил бы с радостью. Но посылать на смерть… Раздавать такие подарки он был не готов.
– Поперва у датчанина спрошу, насколько вы обучены. Там подумаю, – нашелся подьячий.
– Готовы мы, боярин! – тут же оживились мальчишки. – В тренировках супротив любого холопа с легкостью держимся!
– Вот пусть он мне сие и скажет, – кивнул боярин Леонтьев.
– Благодарствуем! – Радостные воспитанники побежали в сторону приюта. Подьячий двинулся следом.
В доме призрения, похоже, как раз закончилась служба: воспитанники всех возрастов толпились около храма, здесь же были и няньки, и Матрена, что беседовала с пожилым монахом, через лицо которого тянулся длинный шрам. Увидев боярина, оба направились к нему, инок осенил Басаргу знамением, сказал:
– Странно у тебя обучение поставлено, сын мой. Пищальному бою сразу трое дядек обучают, а бердышам ни один. А что за польза без бердыша от пищали? С пищали раз стрельнул, а на второй времени обычно и не хватит.
– Спасибо за благословение, отче, – усмехнулся подьячий. – Да токмо для обучения желания мало. Нужен еще и учитель.
– Учитель хороший имеется. Да токмо иноземец все время на себя тянет!
– Мой господин!
– Помяни черта, он и появится, – сплюнув, перекрестился монах.
– Мой господин, – широким шагом приблизился Карст Роде, – мне от тебя приказ для старосты надобен…
– Я вечером в Важской обители к службе пойду, – негромко проговорила Матрена и захлопала в ладони: – Ну-ка, дети, в светелку бегите! Пора палочки пересчитывать и знаки арабские писать!
Монах тоже отвернулся и отправился к храму. Однако датчанина их показное отвращение ничуть не смутило:
– Отдай Тумруму приказ серебра мне на пять рублей отсыпать! Не годятся мне его веревки, мне надобны канаты, на станках плетенные!
– Что за веревки?
– Так всю зиму я холопов и воспитанников тренировал, благо настоящий корабль у нас на реке появился, – указал на мачты «Веселой невесты» Роде. – Ученикам хорошо, всласть набегались, да ванты при том за зиму все истрепались! Менять надобно, да срочно. Апрель на улице, скоро лед сойдет, а с ним и навигация. Каждый день на счету!
– Не шуми, иноземец, – попросил его Басарга. – Пошли в усадьбу, дам я тебе эти пять рублей.
– Ага! – обрадовался датчанин. – Тогда сегодня же я в город за веревками и обернусь.
– Мне тут трое мальчишек поклонились, – уходя вперед, сказал боярин. – В поход с тобой просятся. Что ты о сем скажешь?
– Сие тебе решать, мой господин, – пожал плечами Роде. – Однако дозволь спросить. Ты для чего воспитанников своих столь прилежно делу ратному и походному учишь? Верно, чтобы под юбкой мамкиной они до седых волос сидели?
– Молоды слишком…
– Ты господин, тебе решать, – повторил датчанин.
В усадьбе только-только начали просыпаться почивавшие за столом бояре. Дворня поменяла угощение, и побратимы смогли выпить немного меда, подкрепиться и разойтись по своим покоям, чтобы покемарить еще чуток. Мирослава, набрав полную корзину рулетиков из ягодной пастилы, отправилась к приюту – побаловать после обеда детей вкусностями. Выделить из всех только своих отпрысков она, понятно, не могла, вот и набирала столько, чтобы никто обделенным не оказался. Посему, когда Басарга повелел оседлать скакуна для поездки в Важскую обитель, с ним за компанию никто не попросился.
В монастыре опричник отстоял литургию, пообщался с игуменом, выслушал неизменные жалобы о нуждах обители и оставил вклад в десять рублей… Тем временем день склонился к вечеру, и Басарга, помня об оговорке книжницы, не спеша поехал в Корбалу.
В лавке горели три масляные лампы, едко воняющие жженым жиром. До сумерек было еще далеко, но через маленькие окошки, затянутые промасленным полотном, день в лавку почти не проникал.
– Привет, Ульяна, – узнал девочку у прилавка Басарга. – Запах покупателей не отпугивает?
– Здрав будь, боярин, – низко поклонилась девочка, одетая в плотный сарафан, расходящийся внизу из-за множества поддетых юбок, и душегрейку, поправила платок, пряча выбившиеся волосы. – А куда деваться? Темно. Бараний жир самый дешевый. Как потеплеет, легче будет. Дверь можно открытой держать.
– Что же ты в школу не ходишь, Ульяна? – Боярин остановился перед книжными рядами.
– Отчего не ходить? В смену с Голубой бегаю. День она, день я, – охотно ответила девочка. – Да токмо к чему нам это? Счету и чтению тут быстрее научишься, пока торг ведешь. Шитью и готовке тоже проще дома научиться. Лазать же по вантам и на палках драться нам ни к чему.
– Ну, – пожал плечами подьячий, – умение стрелять женщине тоже полезно. Мало ли что?
– Иноземец твой, боярин, который Карст Роде, так же сказывал. Посему из пистоля палить и на ножах резаться я умею, на сие он натаскивал, – довольно улыбнулась милая селянка. – Прочему оружию не учил. Говорит, мол, больно тяжелое для баб. Муки много, проку мало.
– Молодец датчанин, – даже удивился Басарга. – Надобно его наградить.
Он осмотрел книги. Здесь, разумеется, были и молитвенники, и псалтырь, и «Четьи минеи»
[25]
. А также «срамные картинки» в тетрадях желтой бумаги, проклинаемые священниками не за то, что пошлые – хотя бывали и такие, – а за отвлечение людей от душеспасительных мыслей. Сказания и повести о землях русских и далеких – из того же «срамного» разряда, но не столь осуждаемые, ибо до Дракул заморских Церкви дела особого не было. Отдельными тетрадями собраны былины и сказки древние, то ли языческие, то ли нет – ибо истории остались древними, а вот герои превратились в людей православных. Что, однако, не мешало им дружить с водяными, жениться на дочерях морского царя и разговаривать с волками – при том ни разу не исповедаясь, не молясь и даже в храмы никогда не заглядывая. Среди прочих затесались и книги для обучения счету, и об искусстве определения пути по звездам.
