Так ларец с чудотворной святыней оказался за стеной от царской опочивальни.
Сокровище денно и нощно охраняли монахи, старшим над которыми стал отец Антоний. Не потому, что Басарга благоволил своему побратиму, а в силу заметной, по сравнению с остальными иноками, молодости, крепости телесной и ратному мастерству.
Сам подьячий, понятно, далеко тоже старался не отлучаться. Даже пировал с друзьями здесь, между спрятанным под церковным покрывалом сундуком и просторной постелью – разделить которую, увы, было не с кем.
В первые дни мая примчались гонцы с известием о приближении османской армии.
Через день Иоанн приказал опричникам подниматься в поход. Архиепископ Корнелий, духовник царя, неожиданно рукоположил Антония в сан иеромонаха, сказав, что видит в нем высокую христианскую чистоту, и именем царя приказал полусотне Басарги двигаться рядом с собой. Получалось – прямо в царской свите. Князья тихо роптали, недовольные появлением в своих рядах худородного боярина, но против воли государя не попрешь. А Иоанн Васильевич, набравшийся сил настолько, что уже уверенно держался в седле, время от времени затевал с подьячим беседы, расспрашивая о морских схватках, горячо радовался успехам русских кораблей, словно сам принимал участие в битве, и даже приказал Дмитрию Годунову особо прознать, отчего вестей с Варяжского моря не поступает? Капитану Тимофею после тех бесед нежданно перепала шуба с царского плеча и место подьячего в Пушкарском приказе.
– Ну, вот и все, – на очередном привале сказал сыну Басарга. – Вот ты и боярин. К месту на службе по обычаю кормление полагается, дабы ты мог себя и труд свой обеспечить. Стало быть, новый род с тебя начинается. Как тебе в новом звании? Что чувствуешь?
– Не знаю, боярин, – пожал плечами Тимофей, глядя в огонь. – Ничего. Как-то мимоходом все получилось. Когда ты мне саблю прошлой весной подарил – помню, такой восторг испытал, что чуть до потолка не прыгал. А ныне… Сказали – и сказали. И все.
Боярин Леонтьев поднялся, обошел костер, крепко обнял паренька и прижал к себе:
– Это хорошо… Это хорошо, что тебе сабля моя первой запомнилась. Мне будет приятно знать, что судьба нового боярского рода началась именно с моей сабли.
Даже в этот миг Басарга так и не посмел сказать юному подьячему, что вот уже год тот носит на боку отцовский клинок.
На рассвете государь созвал к себе воевод и князей – причем посыльный прибежал и за Басаргой с сыном, и за иеромонахом Антонием.
Своих слуг царь всея Руси встретил в кресле, без лишних предисловий объявил, указав на стол с несколькими скрученными грамотами:
– Вестники из-под Тулы прискакали, от Коломны и из Каширы. Князь Бельский из Коломны тревожных вестей не прислал, князь Волынский опасности тоже не чует, и токмо князь Михаил Черкасский отписал, что его дозоры рати великие заметили. Исчислили их в шестьдесят тысяч, направлением на Каширу определили. Полагает Михаил Темрюкович, точно на него ворог двигается и через три дня уже к Оке выйдет. Что скажете?
– Полагаю, коли из Тулы известий нет, татары ее далеко стороной обходят, – первым ответил многоопытный князь Воротынский. – Либо и вправду на Каширу нацелились, либо к Коломне двигаются.
– На войне каждому воеводе кажется, что супротив него удар главный нацелен, – степенно кивнул князь Темник-Ростовский, опираясь на резной посох. – Странно, что тульские дозоры ничего не заметили. Такое может статься, токмо если на Коломну басурмане идут. До Каширы от Тулы всего два перехода, на таком удалении от глаз разъездов полевых не скрыться.
– На Коломну ворог идет, – согласился князь Трубецкой, утонувший в рыхлом горностаевом налатнике. Темная борода в цвет опушки терялась среди меха, и было непонятно, то ли налатник прирос к подбородку, то ли борода пришита к сиреневому индийскому сукну. – Неможно из Тулы столь близкого ворога не заметить, каковой на путях каширских движется. Хоть крайние полки, да на глаза бы попались. А коли дальше двух переходов – то уже тракт Каширский.
– А ты что скажешь, Дмитрий Иванович? – обратился к молодому воеводе Хворостинину царь.
– Странно, что из Коломны вести спокойные, – теребя бородку с проседью, ответил князь. – Коли рать прямо на нее идет, отчего Иван Дмитриевич ничего не заметил?
– Может, дозоры татарами побиты? – предположил князь Трубецкой. – Коли рать большая идет, перед нею уцелеть трудно. Дозоры Михаила Темрюковича край рати углядели, тульские воины вообще ничего не встретили, а коломенские дозоры не вернулись. Оттого вестей от них и нет!
– То возможно, – зашевелились князья.
– Что приговорим, воеводы? – сурово спросил Иоанн Васильевич.
– Басурмане силой в шестьдесят тысяч идут, – опять ответил первым Михайло Воротынский. – Наши же полки по пятнадцать тысяч в трех городах раскиданы. На какой ни обрушится армия османская, зело сильнее выйдет и стоптать может. Соединять полки надобно на пути вражеском.
– И где путь сей лежит? – спросил Иоанн.
– Коломна… Или Кашира, – неуверенно ответил воевода.
– Коли Тулу беда миновала, рати оттуда надобно к Кашире направлять, – предложил князь Темник-Ростовский. – Усилив Михаила Темрюковича вдвое, мы его на случай сечи укрепим заметно. Князя Бельского не тревожить, покуда точно о пути татарском не узнаем. Коли на Коломну басурмане нацелены, пусть день-два продержится, а там его полками князя Черкасского подкрепим. А Кашира удар примет – так полки из Коломны к ней в помощь быстро подойдут. С тридцатью тысячами Михаил Темрюкович первый удар сдюжит. Степняков малым числом нам не впервой бить! Главное, чтобы не сбежали.
– Князь Трубецкой? – вопросительно повернул голову Иоанн.
– Разумно, – кивнул тот.
– Князь Хворостинин?
– Разумно, – согласился Дмитрий Иванович.
– Князь Воротынский?
– Мерещится мне отчего-то, что на Каширу бусурмане катятся, – прокряхтел пожилой воевода. – В нее, несчастную, ударят. Но при сем лишние полки к Кашире подтянуть зело правильно выйдет. Я бы и князя Бельского упредил, дабы в подмогу готов был выступить.
– Быть по сему! – подвел итог думе государь. – Приговорили послать воеводе Волынскому приказ всеми силами своими на Каширу без промедления выступать, дабы там совместно с князем Черкасским на пути ворога накрепко встать.
– Приговорили, – согласились воеводы.
– Что же, ступайте тогда, сотни поднимайте. Мы тоже к Серпухову далее пойдем. А вам, боярин Леонтьев со товарищи, поручение у меня особое, – поманил подьячего ближе Иоанн.
– Слушаю, государь…
Иоанн Васильевич подождал, пока князья выйдут из палатки, после чего спросил:
– Все слышал, Басарга?
– Да, государь!
– Вестимо, вскорости покраснеет Ока от крови людской. Биться будут насмерть не сотни, а тысячи. И не за город какой или за крепость, а за всю землю русскую. Шестьдесят тысяч со стороны татарской, тридцать али сорок со стороны нашей. Страшным сие сражение станет, раненым и увечным невесть числа, сколько после него в поле останется…
