– Алексей Борисович! – капитан всплеснул руками. – Неужели ты думаешь, мы не понимаем?! Да не хуже тебя! Но какие у нас варианты?! Какие?! Ты вот говоришь, что сам по себе пришел. Значит, ты сейчас у нас вроде независимого наблюдателя, посредника, как на учениях. Тебе, получается, виднее. Ну, так скажи, что нам делать? Как независимый эксперт оцени ситуацию, посоветуй. Одно учти – сдаваться мы не намерены!
– Надо или корень проблемы найти, или… – Гуськов задумался, причем надолго, но Стрельцов его не торопил. – Или… найти такую ударную силу, против которой Мазай не устоит.
– Вот видишь, – Стрельцов кивнул. – Война неизбежна. И если Мазай, как вы с Водолеем его называете, ударит главным калибром, за нами тоже не заржавеет. Может, это будет даже к лучшему. Сразу остынет горячий генерал. Если выживет.
– Он-то выживет, не сомневайся, – Гуськов вдруг поднялся с рельса и хлопнул Стрельцова по плечу. – Предлагаю обсудить все это в другом месте. Пошли, ребят прихватим и… отойдем в сторонку.
– К вам? – Стрельцов помотал головой. – Некогда, да и незачем. Ничего мы не придумаем, Алексей Борисович. Выхода нет. Только война, а там как бог решит.
– Это бога нет, Юра, – строго сказал Гуськов. – Заявляю тебе со всей ответственностью, как потомственный атеист в четвертом поколении. А выход есть всегда. Поднимайся. Отойдем на часок, никто тебя тут не потеряет.
– Это там тебя за час никто не хватится, – Стрельцов помотал головой. – А здесь за час все может с ног на голову перевернуться. Проверено.
– Здесь давно все на ушах стоит, – Гуськов поднял голову и без труда отыскал взглядом Трощинского и Паруса.
Оба маячили на платформе неподалеку от места переговоров капитана и майора. По лицу Тролля было понятно, что он отлично слышал все, что сказали бывший и действующий командиры. А еще Трощинский явно был на стороне Гуськова. Вырваться в нормальный мир хотя бы на час Тролль был «всегда готов», как пионер. Парусу, если судить по выражению лица, было все равно. Но далеко от края платформы он не отходил, значит, какие-то сомнения терзали и флегматичного Паруса. По сути, единственным тормозом оставался Стрельцов.
Как его переубедить, майор не придумал, сколько ни старался, но очень скоро в этом отпала необходимость.
Началось с того, что к офицерам подлетел раскрасневшийся мужчина в дорогом костюме и отличном пальто нараспашку и сообщил, что шуршание прекратилось и гул тоже, но зато появился скрежет «аж яйца поджимаются». Лично Гуськова удивило не появление загадочного скрежета, а то, что мужчина такого приличного вида позволяет себе такие вульгарные выражения. Как все-таки сильна стрессовая ситуация, срывает любые, даже намертво прилипшие маски с любых лиц. Стрельцов на это несоответствие не обратил никакого внимания. Его заинтересовала только принесенная гонцом информация. Ну, еще ему явно стало легче оттого, что не надо отбиваться от навязчивых приглашений майора.
Стрельцов поднялся с рельса и двинулся было следом за бывшим мелким боссом, а ныне мелким посыльным, но пройти капитану удалось всего три шага. Сначала, словно предупреждая о приближении очередных неприятностей, замигал свет, а затем последовал мощный подземный толчок, и Стрельцов в полный рост растянулся между обесточенными рельсами.
Гуськову повезло больше, он сумел удержаться на ногах. Майор помог Стрельцову подняться, они бросились к платформе, а наверх их вытянули Трощинский и Парус. Но последовавший новый толчок едва не сбросил вниз, на рельсы, всех четверых. Неподалеку что-то громко хлопнуло, заскрежетало, и проламывая пол, зазмеилась трещина. Она стремительно проползла поперек платформы, быстро взобралась по стене и в считаные секунды разорвала потолок. В воздухе заклубилась пыль, с потолка посыпались обломки, а затем полилась грязная вода. Свет начал не просто мигать, а пропадать на секунду и включаться снова. Надежная до сих пор «станция-ловушка» явно сдавала позиции, несмотря на свое мистическое положение во времени и пространстве. Народ закричал, заметался по платформе, а затем дружно подался в сторону единственного выхода. Давка началась неимоверная, и как бы ни старались немногочисленные люди в форме успокоить и организовать перепуганную толпу, ничего путного у них не вышло. Нескольких бойцов народ просто оттеснил в сторону и столкнул с платформы на рельсы, а другие затерялись в людском потоке.
Но худшее началось, когда платформа содрогнулась в третий раз. Теперь тряхнуло так, что на пол повалились даже те, кто придерживался за поручни ограждений, эскалаторы или колонны. Свет окончательно вырубился, пол заходил ходуном, а в дальних тоннелях, и в правом, и в левом, вновь появился и начал нарастать гул, непонятное шуршание и скрежет. Складывалось впечатление, что по тоннелям приближаются какие-то очень старые, ржавые составы. Только пронзительных гудков не хватало.
К звукам из темноты и воплям людей добавилось шипение зажженных осветительных шашек. Несколько факелов полетели в сторону дальних въездов в тоннели, а несколько упали посреди платформы, там, где медленно, с треском и грохотом, ширилась трещина. То есть освещение в целом было восстановлено, но момент явно упущен. А тут еще и непонятные звуки из тоннелей обрели особую четкость.
Гуськов и товарищи находились в арьергарде толпы, поэтому без труда сумели разглядеть источники непонятных звуков. В обоих случаях это были никакие не поезда. Почти сразу после третьего толчка из тоннелей выкатились огромные, черные, косматые сгустки неведомого вещества, и над платформой пронеслась почти осязаемая волна ужаса. Гуськов на миг похолодел, но, что удивительно, быстро сумел взять себя в руки. А еще он успел ухватить за одежду Паруса и Тролля. Офицеры невольно попятились, и если бы майор не успел их поймать, то остался бы один.
Народ за спиной у Гуськова и офицеров запаниковал по полной программе, заголосил еще громче и опять бросился к спасительному выходу, теперь даже не пытаясь подняться с четверенек. У единственной двери началась жуткая давка.
Гуськов бросил взгляд по сторонам. Кроме Трощинского и Паруса, бледных, но пока мужественно стоящих рядом (а куда им деваться – держал майор крепко), в последних рядах отступающей толпы оставались Стрельцов и трое парней в черной униформе со специальными автоматами «Вал». Все были тоже белее мела, особенно в свете факелов, но пятиться не собирались. Более того, парни подняли оружие и прицелились в черных тварей, выкатившихся из левого тоннеля. Стрельцов прицелился в тварей, приближавшихся справа.
Гуськов встряхнул пойманных товарищей и подтолкнул в направлении Стрельцова. Пояснять ничего не пришлось. Сначала Парус, а затем и Тролль достали пистолеты и тоже прицелились в тварей. Гуськов остался посредине, как бы в горячем резерве, готовый прийти на подмогу любой из групп.
Твари словно только и ждали, когда жидкий заслон займет позиции. Едва Гуськов вскинул оружие и крикнул «Огонь!», твари резко продвинулись вперед и легко запрыгнули на платформу.
Пистолетный огонь замедлил продвижение существ разве что на секунду. Офицеры стреляли точно, пули без труда проникали в глубь черных шаров, но внутри натыкались на что-то непробиваемое. Гуськов отчетливо слышал щелчки пуль, будто бы по неведомой броне, видел, как по колоннам и стенам бьют рикошеты, но никакого реального эффекта стрельба не давала. Осознав, что дело плохо, Стрельцов и компания попятились и вскоре встали плечом к плечу рядом с Гуськовым. Майор сделал полшага вперед, как бы прикрывая собой всех троих, и, пока они меняли магазины, поднял оружие и тоже открыл огонь.
