Назавтра, ближе к вечеру, майор натыкается на Смита, явно намеренного покинуть расположение – законным образом, все чисто.
Оказывается, этот разбитной лондонец решил потихонечку взять коня самовольно и все же немного покататься. Ферма далековато, хозяин не углядит, у его домишки на озеро выходит боковая стена без единого окошка…
Смитти, говорит майор, а ведь это будет покушение на частную собственность…
Никакого покушения, говорит Смит. Что-то я не помню у нас в Англии таких законов, которые бы запрещали человеку часок покататься на чужом коне, свободно пасущемся на никому не принадлежащей земле, а потом привести его обратно. Это же не кража, а взятие во временное пользование. Ну конечно, уведи я коня откуда-нибудь из конюшни, да вот хотя бы с нашего ипподрома, это, очень возможно, и признали бы кражей. Но тут-то захолустье, и пасется конь на земле, которая старикашке вовсе не принадлежит, я специально, этак мимоходом, выведал. И вообще, я этого коня нашел черт-те где, вдалеке от жилых мест, вот и хотел порасспрашивать, чей, чтобы вернуть. А что сидел на нем верхом – ну к чему бить ноги, когда можно ехать верхом? Коробку с пайковыми вкусностями я ему потом оставлю на крыльце, хочет, пусть берет, а не захочет, пусть выкидывает. Ближайший полисмен – в пятидесяти милях, а до ближайшего судьи и вовсе часа четыре ехать…
Майор не стал его задерживать: в конце концов, безобидная блажь, парень не собирается красть коня, всего-то поездить часок. Не столь уж страшное прегрешение…
Смотри, говорит, Смитти, чтобы чего не вышло… Обойдется, сэр, говорит Смит. Кокни – он и пишется «кокни». Все будет в лучшем виде.
И ушел.
На утренней поверке его не оказалось. Для любой воинской части, независимо от ее государственной принадлежности, это, безусловно, ЧП. Командир у них, судя по описанию майора, был мужик правильный. Не стал поднимать шума и с ходу издавать приказ о дезертирстве, а попросту отправил по окрестностям несколько машин. Скорее всего, загулял где-то на ферме, а значит, разыскать и привезти. А уж там, топорщит усы полковник, этот субъект у меня насидится на гауптвахте и увольнительных не получит до конца войны, затянись она хоть на сто лет…
Лейтенант добровольцем на поиски не вызывался – его попросту назначили. Командир, поводя усами, сказал что-то вроде: это ваш механик, сэр, следовательно, вам как-то и не годится оставаться в стороне…
Они уехали. В каждой машине – офицер и пара солдат. Майор, ни словечком не обмолвившийся о разговоре со Смитом – негоже как-то джентльмену потворствовать рядовым в таких вещах – ругая себя на чем свет стоит, велел водителю ехать к озеру. Уж он-то знал, откуда начинать…
Добрались. Никакого коня на берегу. Неприветливое какое-то место, неуютное. Даже днем, при ярком солнце. Камень вокруг с редкими пучками травы, вода темная, почти черная, равнина диковатая какая-то, голая, только фермерский дом вдалеке торчит… Неуютно здесь, и все тут…
Они начинают осматривать берег – и очень быстро находят пилотку с кокардой королевских ВВС, где внутри чернильным карандашом коряво выведено: «Дж. Смит, 2-я эскадрилья». Находят коробку – закрыта, ничего не тронуто. Только вскрытая пачка галет валяется отдельно. У майора мелькает в голове: что бы делал опытный лошадник? Да попытался бы коня галетой приманить…
Смита они не находят ни живого, ни мертвого. Едут на ферму.
Находят хозяина в огородике. Хозяин им бубнит ту же околесицу, что майор уже слышал от Смита – нет у него никакого коня, возле озера вечерами ходит келпи, уносящий неосторожного человека неизвестно куда…
В одном он не врет: никакой конюшни, никакого коня… Майор (тогда еще лейтенант), для очистки совести безрезультатно посетив еще две фермы, возвращается на аэродром и докладывает все, что слышал, показывает все, что нашел. Выслушав, не раздумывая особенно, полковник сердито фыркает:
– Верите в злых водяных духов, лейтенант?
– Не особенно, сэр, – говорит майор.
– Все то, что вы привезли, как-то доказывает существование злых водяных духов?
– Никоим образом, сэр, – отвечает майор.
И видит, что в глазах у сурового начальства стоит… что-то такое непонятное. До сих пор, говорит майор, не могу понять этот взгляд. Не злость, нет. Просто странный взгляд, полковнику вовсе не свойственный. Словно бы он и хотел что-то сказать, но молчит почему-то. Старый служака, тридцать лет в армии, Индия, Цейлон, Африка. Ходят темные слухи: то ли в Африке, то ли в Индии полковник, будучи юным субалтерн-офицером, столкнулся с самой натуральной чертовщиной, но подробностей никто не знает, а расспрашивать самого полковника – храбрецов нет…
– Вот видите, – говорит наконец полковник. – Британский офицер должен верить в злого противника, а не в злых духов. Особенно у себя дома, в доброй старой Англии. Я надеюсь, докладную записку вы напишете правильно, без всяких упоминаний о том, что бормочут выжившие из ума крестьяне…
– Так точно, сэр, – сказал майор.
Он пошел к себе и написал все правильно.
Остальные тоже вернулись без Смита. Назавтра появилось два приказа. В первом сообщалось о дезертирстве рядового Смита, вторым полковник категорически запретил увольнительные всем, кто собирается «побродить по окрестностям». Отныне всякое хождение по окрестностям настрого запрещается. В увольнение – только группой, только в ближайшую деревню, на машине, понятно…
Тем и кончилось. Майор там застрял чуть ли не на два года, вплоть до высадки союзников в Нормандии, когда их полк перебросили туда. Ну, разумеется, с отпусками для поездок домой – это все же Англия… Смита, насколько ему известно, не нашли до сих пор. Полиция была у его родных в Лондоне, но родня твердила, что Смит никогда у них не появлялся. Так и числится в списках неразысканных дезертиров.
Прошло около месяца, и однажды мы при очередной проводке конвоя крепенько схлестнулись с господами из Люфтваффе – джерри
[4]
, как обычно, прилетели из Северной Норвегии, было их немало, нас тоже, так что заварушка поучилась серьезная. Очень скверно, знаете ли, драться над морем: если тебя собьют и спасение не придет в самое короткое время, человек быстро умирает от переохлаждения… Мне повезло и на этот раз, я везучий, черт побери, иначе не сидел бы здесь с вами. Когда пришло время возвращаться, самолет был целехонек, не задет, а сам я отправил одного «мессера» поплавать…
Как часто случается, звено рассыпалось, и возвращались поодиночке. Настроение у меня было примечательное: причудливая смесь усталости, воодушевления и тихой радости. С вами такое бывало, капитан? Ну вот, вы понимаете…
И вот, по какому-то непонятному побуждению, я изменил обычный курс и отклонился на несколько миль южнее – к тому озеру. С точки зрения юридического крючкотворства был совершенно чист – не было приказа с запретом пролетать над теми местами. Мог у меня забарахлить компас? Мог я, как бывало сплошь и рядом, после горячки боя не соблюдать строго курс для возвращения? Благо горючего оставалось мало, но на крюк в несколько миль хватило бы.
