– Как поживает твоя сестрица?
– Ника? Прекрасно. Ей не пишется. И она скулит, что ей нужен
отдых и развлечения. А я не понимаю, как это, пишется, не пишется! Сиди, пиши,
вот все и напишется.
– Конечно, ты не понимаешь, ты же глубоко творческая натура,
– объяснил Платон Легран. – Ты попробуй. Сядь и пиши. А потом мы оценим, что
напишется.
– Платон, мне не нравится, когда ты говоришь со мной таким
тоном, как будто...
В это время в кармане ее короткой шубейки зазвонил
мобильный, и Лёка, не договорив, выхватила телефон.
Звонил Артем.
– Леночка, ты где?
– На Большой Морской, – призналась Лёка честно.
– Ты что, такси ловишь? Я же тебе сказал, попроси, чтоб
вызвали! Еще не хватало, чтобы ты тоже пропала! Или упала куда-нибудь. Ты же
все время падаешь!
– Артем, ты до офиса доехал?
– Да, – сказал он с досадой. – Только здесь нет никого! Они
все раньше одиннадцати на работу не приезжают!
Лёка посмотрела на часы. Ну, этого следовало ожидать. Питер
живет немного в другом ритме и немного по другим законам.
– Ты будешь ждать?
– Конечно! Мне же надо все как следует выяснить. А ты когда
подъедешь?
– Вскоре, – туманно сказала Лёка. – Если что-нибудь узнаешь,
сообщи мне сразу же, ладно?
– Ну конечно, – пообещал Артем с жаром. – Я все утро Насте
звонил, и никто не отвечает, представляешь?
Представляю. Вполне. Ты уж третий день звонишь, и никто не
отвечает. Вот вопрос – зачем при этом звонить «все утро»?! Может, пару раз
позвонил, и хватит?
– Будь осторожна, пожалуйста, – попросил Артем тихо. – Я
очень тебя прошу. Я и так места себе не нахожу.
Раздраженная Лёка пообещала быть осторожной, захлопнула
крышечку телефона, сунула его в карман, независимо посмотрела в лицо Платону,
сделала шаг и – фьють! Одна нога поехала в одну сторону, другая в другую,
Платон схватил ее за шиворот, как кота, но не удержал. Лёка хлопнулась на живот
прямо в центр ледяного крошева, в которое перешел деревенский проселок.
– Елки-палки!..
Ей было больно, и обидно, и неловко, а он тащил ее вверх за
руку, так что локоть еще и выворачивался под неправильным углом! Почему все
мужики, пытаясь тебя поднять, тащат за руку?! Как будто куль с мякиной можно
поднять за торчащую из него соломинку!..
– Отцепись от меня, Платон!
– Вставай.
– Я не могу! – На глазах у нее выступили слезы. – Ты так
меня держишь, что встать я не могу!
Мимо пробегали прохожие, посматривали с интересом.
Он отпустил ее руку, Лёка кое-как перевалилась на
четвереньки и встала.
Слеза капнула на шубейку. Впрочем, с шубейки капали не
только слезы, но еще грязная вода, мокрый снег и какая-то жижа.
– Господи, ну что это такое?!
– Больно, Лёка? Покажи мне, где ты ушиблась!
– Везде, – процедила она сквозь зубы.
– А ноги? Целы?
Тут он присел на корточки и совершенно бесцеремонно задрал
ее шикарную длинную юбку, надетую сегодня утром по поводу плохого настроения.
– Платон, черт тебя побери!
На чулки лучше было не смотреть, чтобы не расстраиваться.
Тяжелый шелк юбки был насквозь мокрый. И еще ей почему-то было очень неудобно
стоять, ее заваливало на сторону. Она переступила ногами, рукавом шубейки
утерла нос и поняла, в чем дело.
Каблук от ее ботинка лежал вдалеке, как будто отторгнутый от
Лёки невидимой, но большой силой.
– Платон!.. Каблук! У меня отвалился каблук!
– Где?!
Она показала глазами. Он отошел, поднял и стал его
рассматривать, словно был сапожником и намеревался немедленно его прибить.
– Ты знаешь, – сказал Платон оживленно и с интересом, – мне
кажется, что это уже не лечится. Он не только оторвался, он, видишь, пополам
треснул!..
– Вижу, – сквозь зубы процедила Лёка.
Кое-как она доковыляла до серой вымороженной стены и взялась
за нее рукой. Нужно возвращаться в гостиницу, переодеваться и начинать все
сначала. Правда, непонятно, как удастся втиснуть подвернувшуюся ногу в
следующие башмаки на шпильках, но она постарается.
Платон Легран ловко запустил каблук в урну, подошел и крепко
взял ее под руку.
– Дура, – сказал он с каким-то очень понятным и очень мужским
сочувствием, – разве можно по такой погоде и по нашим тротуарам ходить на
таких... ходулях?!
– Зачем ты выбросил каблук?
– Ты можешь идти? Или везти тебя в травмопункт?
– Мне надо в гостиницу. У меня все мокрое, и чулки
порвались!
И тут вдруг он сказал совершенно бесстыдно:
– У тебя сказочные чулки, хоть и порвались! Мечта любого
мужчины. Только такие чулки нужно надевать... на ночь, а не среди бела дня!
Чего добру пропадать!
Лёка смутилась.
Вот так просто взяла и смутилась, стоя на одной ноге на
улице Большой Морской, держась за серую вымороженную стену, от того, что
человек, с которым она рассталась триста лет назад, сказал какую-то смешную
глупость про ее чулки!..
– Держись за меня, и пойдем потихоньку.
Лёка ухватилась за него основательно, а не как полагалось на
Каннской лестнице, и они заковыляли. Проковыляв какое-то время, она вдруг
сообразила, что он ведет ее вовсе не в гостиницу.
– Платон, куда мы идем? Я не могу в таком виде...
– Мы уже пришли.
И он толкнул перед ней узенькую сине-зеленую дверцу, на
которой был вырезан всадник верхом на лошади.
В тесном помещении были темные полы и деревянные стены.
Стояли какие-то сундуки, а на сундуках лежали почему-то ковбойские шляпы. На
стене висело седло – Лёка уставилась на седло во все глаза.
Из полумрака возникла девушка и тоже уставилась на них во
все глаза.
– Здрасти, – сказал Платон Легран. – Мы прямо здесь,
напротив вашего магазина, упали! Вы бы хоть песком посыпали, что ли!
– Посыплем, – пообещала девушка, переводя взгляд с одного на
другого.
Лёка доковыляла до сундука и уселась на него, потеснив
шляпы.
Появилась дополнительная девушка, и теперь они таращились на
них вдвоем.
– Нам нужно джинсы купить, – объявил Платон. – И ботинки. Вы
продаете ботинки без шпилек?
