– Не встречаюсь я с немцами!
– Тогда, может быть, еще маникюр?
– Это было бы вообще замечательно! А у вас есть мастер?
– Яночка делает самый лучший маникюр во всем городе!
– Мне не нужен маникюр, – всерьез перепугался Платон Легран,
доктор физико-математических наук, без пяти минут Нобелевский лауреат. – Лёка,
ты что, всерьез думаешь, что я стану делать маникюр?!
Лёка, стащив с него дубленку, сунула ее в руки девушке,
которая обняла ее со всех сторон, как младенца. Лёке это не понравилось.
Тогда, триста лет назад, ей все время казалось, что разного
рода барышни проявляют к нему повышенный интерес, несмотря на вечно
скособоченный шарф, оттопыренные карманы и привычку кое-как бриться. Но ей
казалось, что он настолько... блестящий мужик, что это всем сразу видно, и
неудержимо притягивает к нему женский пол. Его джинсы, водолазки, твидовые
британские пиджаки и профессорские очочки очень шли ему, а умение ни на что и
ни на кого не обращать внимания, кроме того, что его действительно
интересовало, словно возвышало его над всеми остальными.
Когда Лёка объясняла себе, почему они должны расстаться,
ревность шла в списке под одним из первых номеров.
– Все, что угодно, только не маникюр, – продолжал между тем
скулить перепуганный доктор и профессор, – ну, хочешь, я схожу на сеанс в
турбосолярий?!
– Почему-то мужчин особенно трудно уговорить именно на
маникюр, – заметила девушка с милой улыбкой, – хотя сейчас многие поняли, что
это важнейшая часть ухода за собой!
«Уход за собой» – это было что-то очень похожее на Артема
Василькова.
– И потом, – продолжала девушка с воодушевлением, – ведь
маникюр вовсе не означает покрытие лаком!
– Покрытие?! – совсем уж обессилел Платон Легран. – Лаком?!
– Да не будет никакого лака, – снова заспешила Лёка, –
видишь, как нам повезло! Полетишь на свою конференцию, как приличный человек,
подстриженный и ухоженный.
– Лёка, – сказал он угрожающим тоном, – я не стану делать
маникюр.
– Ты посмотри на свои руки! – Она подняла его ладонь и
покрутила ею в воздухе. Он покорно терпел. – Одни заусенцы! Можно подумать, что
ты ногти грызешь!
– Грызу, – признался Платон, – время от времени.
– Значит, тебе нужно делать маникюр! Время от времени.
Он смотрел жалобно, и Лёка точно знала, что он согласится.
Он всегда на все соглашался, что бы она ни предлагала –
провести воскресенье, не вылезая из постели, ужинать с «божоле» или делать
маникюр!
У нее в арсенале имелся прием, который всегда срабатывал –
если ты не хочешь делать это для себя, сделай для меня.
И он соглашался.
Пока его стригли – на втором этаже, среди зеркал, сверкающих
чаш, каких-то странных приборов и мелких розочек, расставленных на черных
столах, – Лёка сидела рядом в свободном кресле, качала ногой и рассматривала
свои новые хипповые джинсы.
Надо бы уже приступить к расследованию, но ей было так лень
и так наплевать на все!..
Платон, прикрытый черным капроновым покрывалом, время от
времени строил ей рожи. Ножницы в руках мастерицы приятно позвякивали и
посверкивали, а за окнами опять пошел валить снег.
Третий четверг ноября.
– Здесь оставить или тоже убрать?
Он пожал плечами под своей накидкой.
– Лёк, здесь оставить или убрать?
Вот кто решительно не умел «ухаживать за собой»!..
Лёка слезла с кресла, в котором крутилась, подошла и стала
смотреть. Платон Легран в зеркале поднял брови.
– Что ты так смотришь?
Она смотрела, потому что он ей очень нравился, просто
ужасно. И картинка была трехсотлетней давности. Тогда она затащила его в этот
салон, и так же сидела рядом на какой-то табуреточке, потому что все места были
заняты! Она сидела, смотрела и радовалась, что в Константиновский дворец он
поедет «красивым»!
Когда со стрижкой было покончено, упирающегося клиента
повлекли в маникюрный кабинет, к Яночке, и впрямь оказавшейся мастерицей своего
дела.
В два счета она усадила Платона за шаткий столик, включила
лампу, засунула его ладони в миску с горячей водой и сказала весело, чтобы он
ни о чем не волновался. Она работает очень быстро, а руки его на самом деле в
ужасном состоянии.
– Я на прошлой неделе отцу помогал машину чинить, – пояснил
доктор наук и профессор, – вот ногти и того...
– Вообще говоря, для таких работ обязательно нужно надевать
перчатки.
Платон зевнул, не разжимая челюстей.
Лёка теперь сидела у него за спиной, испытывая невыносимое
желание порыться носом у него между лопаток, а потом привалиться щекой и так
сидеть.
Она бы сидела, и Платон бы сидел, и хорошо бы при этом,
чтобы Яночка куда-нибудь делась.
– Может, вам тоже сделать маникюр?
– Да-да! – вскричал Платон, почуявший возможность
отыграться. – Сделайте ей маникюр, педикюр и еще вот это... когда обдирают
лишнюю шерсть!
– Платон!!
– Эпиляцию, – весело сказала Яночка, – только ее я не делаю,
это вам надо к косметологу записаться.
– У тебя идиотские шутки, Платон!
– Я еще могу анекдот про поручика Ржевского рассказать.
Лёка отвернулась и засопела.
Вовсе ей не хотелось прижиматься щекой к его водолазке и
сидеть так всю оставшуюся жизнь!
Ужасный человек. Невыносимый.
Тут она вспомнила про расследование, про пропавшую супругу
мужчины ее жизни и про то, что в данный момент она должна ее искать.
Это просто снег, Питер и третий четверг ноября закружили ей
голову.
Ничего этого нет, все мираж, фантом. Она заглянула в прошлое,
и оно показалось ей прекрасным, как идиллическая картинка. Так бывает с ним, с
прошлым. За триста лет подзабылось все плохое, и теперь ей кажется, что в той
жизни она шла по аллее Летнего сада под руку с милым человеком, и листья
шуршали под ногами, и казалось, что все на свете можно ему сказать, и все это
будет ему важно!..
Мираж, фантом.
Непонятно как, спиной, что ли, но он вдруг понял: что-то
случилось.
Выдернув руку из ванночки – с пальцев капала мыльная пена, –
он повернулся и посмотрел на нее.
Яночка ахнула.
