— Я же не могу сейчас разлучать его с возлюбленной.
— Ну уж пару недель они как-нибудь друг без друга выдержат.
— Не знаю. Похоже, что ему сейчас очень хорошо.
— А тебе не очень. И я считаю, что за ним должок.
— Ты так думаешь?
— Да хотя бы Корфу. Эльвира взяла зажигалку и подожгла письмо Кони.
Появление Томаса Коха на Танненштрассе вызвало переполох. Его шофер заехал на темно-синем «мерседесе-600» класса S двумя колесами на тротуар и помог Томасу выйти из машины. На сей раз помощь не была только соблюдением этикета — хозяин сегодня нетвердо держался на ногах. Несколько турецких ребятишек с цветными ранцами на спине окружили машину, разглядывая ее. Трамвай тоже проехал медленнее обычного, и лица в окнах оборачивались к лимузину, которому явно было не место в этом квартале. «Возможно, одна из тех акул по продаже недвижимости, что сдают предназначенные на слом коробки за бешеные бабки проституткам», — сказал молодой человек своей подружке.
Из окна на втором этаже выглянула пожилая женщина. Она положила на подоконник подушку и оперлась на нее своими полными руками.
— Вам кто нужен? — крикнула она Томасу Коху, увидев, что он звонит во второй раз.
— Ланг.
— Его сейчас здесь почти не бывает. Приходит только иногда забрать почту.
— А вы не знаете, где его можно найти?
— Наверное, дворник знает.
Томас Кох нажал на кнопку и стал ждать.
— Долго будете звонить. У него сегодня ночная смена.
Через какое-то время на третьем этаже задвигалась занавеска. Вскоре после этого раздался зуммер. Томас Кох вошел.
Отмар Брухин, работавший штабелеукладчиком в одном из монтажных цехов заводов Коха и дворником в этом частном доме, принадлежавшем пенсионной кассе концерна Кохов, никак не мог успокоиться и без конца рассказывал одно и то же: как он прямо с постели, небритый, в тренировочном костюме открывает дверь, а там стоит, «не сойти мне с этого места, Кох собственной персоной» и спрашивает адрес одного жильца. «И если хотите знать, от него тоже порядком разило».
Когда шофер уже помогал Томасу Коху опять сесть в машину, дворник спохватился и назвал ему адрес Розмари Хауг.
Конрад сидел с Розмари на террасе и играл в триктрак, когда раздался звонок. Он обучил ее этой игре во время их путешествия по Италии, и с тех пор они играли в нее с неослабевающим азартом и страстью. Отчасти из-за честолюбия Розмари, еще ни разу не выигравшей у него, и отчасти из-за сентиментальных воспоминаний о первой совместной поездке.
Розмари встала и направилась к домофону. Она вернулась удивленной.
— Томас Кох. Хочет знать, здесь ли ты.
— И что ты сказала?
— Что — да. Он поднимается.
На протяжении почти всей жизни Томас был важнейшей фигурой в жизни Конрада. Хотя в последнее время все чаще отступал на задний план. В Венеции он, правда, вспомнил про него. Однако газетные репортажи о свадьбе Урса с удивлением для себя прочел без особого интереса. Но вот сейчас, когда Томас с минуты на минуту должен был войти, он занервничал. И снова почувствовал себя словно новобранец на плацу — как всегда, когда Томас был поблизости.
Розмари заметила в нем перемену.
— Надо было сказать, что тебя здесь нет? — спросила она, откровенно забавляясь.
— Нет, конечно нет.
Они направились к двери. На площадке остановился лифт.
Затем послышались шаги.
— Что ему теперь надо? —г пробормотал Конрад, больше обращаясь к себе, чем к Розмари.
Когда в дверь позвонили, он вздрогнул.
Изящный тонкий нос странно смотрелся на мясистом лице Томаса Коха. На нем был блейзер и кашемировая водолазка вишневого цвета, из-за чего короткая шея Томаса казалась еще толще. Его близко посаженные глаза блестели, и от него пахло алкоголем. Он коротко кивнул Розмари и обратился прямо к Конраду:
— Я могу с тобой поговорить?
— Конечно. Проходи.
— Желательно наедине.
Конрад вопросительно посмотрел на Розмари:
— Вы можете побыть в гостиной?
— По мне было бы лучше, если бы мы куда-нибудь пошли.
Томас не допускал никаких сомнений, что его слова не будут восприняты просто как пожелание.
Конрад бросил на Розмари взгляд, полный мольбы. Она, сбитая с толку, наморщила лоб. Томас ждал.
— Я только надену пиджак.
Конрад исчез в спальне. Розмари протянула Томасу руку:
— Меня зовут Розмари Хауг.
— Томас Кох, очень приятно.
И они стали молча ждать, пока Конрад выйдет из спальни. Он повязал галстук и надел к летним брюкам льняной пиджак.
— Идем, — сказал он и направился за Томасом к лифту.
— Чао, — крикнула ему вслед Розмари не без издевки в голосе.
— Ах, да! Чао! — Конрад остановился, казалось, ему хотелось вернуться и попрощаться как следует, но, заметив, что Томас уже стоит у лифта, он пошел за ним.
Розмари еще увидела, как он открыл перед Томасом дверцу лифта, пропустил его вперед и услужливо нажал кнопку. Лифт закрылся. Конрад даже не оглянулся.
Томас с усмешкой вздернул брови, когда Конрад заказал «Perrier» со льдом и лимоном. Сам он потребовал двойное «Tullamore Dew» без льда и содовой — обычный его drink в состоянии депрессии. Шарлотта поприветствовала Конрада с легким упреком: «Снова в Швейцарии?», но сразу все поняла по его заказу. Она уже многих повидала на своем веку, кто пробовал завязать. Это проходило у них как болезнь. В «Des Alpes» Томаса привела память прежних лет и, кроме того, отель располагался неподалеку от их дома. В баре было пусто, если не считать сестер Хурни. Роджер Уиттакер пел «Don't cry, young lovers, whatever you do» (Не плачьте, влюбленные, что бы вы ни делали (англ.)). За столиком в нише Томи произнес свой монолог, Кони молча выслушал. .
— Ты же знаешь, когда у них кто-то появляется, они просто расцветают. Кони кивнул.
— Я ничего не имею против, если она время от времени подцепит кого-нибудь. Ты ведь знаешь, я тоже не очень-то… Кони кивнул.
— Но она обращается со мной как с дерьмом последним. Вызывает меня в библиотеку на ковер. И сообщает, что хочет развестись. Кони кивнул.
— Нет, не сообщает — она ставит меня в известность. Кони кивнул.
— Не то чтобы говорит, что хочет развестись. Нет — она разводится! Точка! Томас Кох опрокинул в себя виски и принялся разглядывать стакан на свет.
— Как ее тут зовут? — спросил он.
— Шарлотта, — прошептал Кони.
— Шарлотта! — крикнул Томи.
— Чтобы я не узнал Этого уже от адвоката!.. Шарлотта!