Дождь перестал. Сквозь разрыв в тучах, заливая сиянием мокрый город, проглянуло июльское солнце. Проходя мимо приемной доктора Фогеля, Фабио вывел из подвала свой велосипед. Проехав несколько сот метров, он снова почувствовал былую уверенность за рулем. Он лавировал в потоке транспорта с такой скоростью, словно никогда не имел проблем с вестибулярным аппаратом.
В пансионе «Флорида» не было подвала для хранения велосипедов. Он оставил свой велосипед в тесном подъезде рядом с лифтом и поднялся по лестнице. Ему хотелось четверть часа полежать в неприбранной кровати, вдыхая запах Норины.
Но госпожа Мичич уже успела побывать в комнате и постелить свежее белье. На кровати лежали его отглаженные вещи и записка: «34».
Фабио проклял сербскую любовь к порядку и уселся за компьютер. Он выписал из Интернета постоянно повторяющиеся фамилии иммунологов-аналитиков и теперь пытался разыскать адреса их электронной почты. В общем, это не составило большого труда. Он отправил всем одно и то же сообщение:
Тема: Наследие доктора Барта
Уважаемый господин Имярек, реконструируя исследовательскую работу д-ра Андреаса Барта, мы натолкнулись на Вашу фамилию. Д-р Барт скончался в апреле сего года. В последние месяцы своей жизни он интенсивно занимался одним проектом в области техники иммуноанализа. Если Вы, будучи выдающимся специалистом в этой области, контактировали с д-ром Бартом, мы были бы Вам весьма признательны за короткое сообщение нижеподписавшемуся об этих контактах.
С уважением, Фабио Росси.
Фабио – уже в который раз за сегодняшний день? – подавил желание позвонить Норине, спустился вниз, к киоску, и, обжигая нёбо, наелся пиццы. Погода еще не приняла решения. Седые облака неслись по не слишком голубому небу. Фабио с чувством профессионального превосходства втянулся в спор с продавцом-курдом из киоска относительно консистенции теста для пиццы.
Он вернулся в подъезд «Флориды» через четверть часа и заметил, что кто-то переставил его велосипед. Фабио зажег свет. Передняя шина была спущена. Задняя шина тоже. Он осмотрел повреждения.
Кто-то взрезал обе шины сбоку ножом и вставил в каждый разрез нечто продолговатое. Фабио вытащил из шин два шоколадных батончика. Марки «Шокофит».
Сердце Фабио колотилось. Он стоял посреди своей комнаты и уговаривал себя не психовать.
Детская проказа. Хулиганство. Местный юмор. Недоразумение. «Шокофит» продается на каждом углу. Если кому-то пришла бы в голову блажь засунуть два батончика в шины, он с большой вероятностью выбрал бы «Шокофит». Случайность. Кто-то неудачно пошутил.
Кто-то, имеющий ключ от подъезда.
А зачем ему ключ? В это время все девушки сидят дома. Позвонить в любую квартиру и крикнуть в домофон: «Почта!»
Фабио медленно успокаивался. С деловой точки зрения все не так уж и скверно. Его волновала эмоциональная сторона. Во-первых, агрессивность хулигана – нужно иметь очень острый нож и очень грубую силу, чтобы вспороть две практически новые трековые шины. Во-вторых, извращенность его воображения – чтобы воткнуть в разверстые шины две шоколадки. В третьих, оскорбительная наглость. Велосипед для Фабио был чем-то сугубо личным, и именно его личная сфера подверглась сознательному кощунственному надругательству.
Фабио закурил сигарету и подошел к окну. На улице шла обычная жизнь: проносились машины, мимо шли прохожие. С другой стороны улицы на него глазел какой-то мужчина в светлом плаще.
Фабио отошел от окна. И что теперь делать?
Звонить в полицию? И что им сказать? Что кто-то засунул ему в шины шоколадные батончики? Или что речь идет о попытке устрашения со стороны пищевого концерна?
Неожиданно он сообразил, что нужно сделать. Нужно это задокументировать. Он вынул из ящика стола свою камеру и прокрался вниз по лестнице.
Когда он находился между вторым и первым этажом, в подъезде вдруг погас свет. Фабио поднялся вверх на несколько ступенек. В темноте он туда не полезет. Он нажал на выключатель и в тот же момент услышал, как захлопнулась входная дверь.
Осторожно, держа наготове камеру, он спустился вниз.
Вестибюль был пуст. Велосипеда не было.
Когда Фабио вернулся к себе в номер, зазвонил его мобильник. Говорил вахмистр Таннер.
– Как ваши дела? – поинтересовался он сочувствующим тоном.
– У меня только что украли велосипед.
– Вы застрахованы?
– Разумеется.
– В таком случае сделайте заявление. Если вам очень повезет, он найдется.
Фабио отказался от мысли ввести полицию в курс дела.
– Господин Росси, я вынужден еще раз вас побеспокоить. В садовом домике двоюродного деда господина Лукаса сохранились кое-какие следы, и хорошо бы получить от вас сопоставительный материальчик.
– Что это значит?
– Отпечатки пальцев, кровь, волосы. Просто чтобы закрыть дело. Мы обнаружили там черенок лопаты с налипшей кровью и волосами. Кстати, волосы рыжие.
– Когда мне прийти?
– Назовите подходящее для вас время, а я попытаюсь назначить прием в лаборатории.
Фабио сказал, что придет через час. Таннер отзвонил и предложил Фабио прийти через полтора.
Фабио был рад уйти отсюда. И еще тому, что у него есть повод позвонить Норине.
Отозвался ее автоответчик. Он оставил сообщение: «Меня вызывают в полицейскую лабораторию на пробу крови и волос. В Турраме» нашли орудие преступления. Позвони мне при первой возможности».
Норина перехватила его еще в полицейском участке.
– Я еще в полиции, не выключай мобильник, я позвоню через… – Он вопросительно взглянул на лаборантку.
– Десять минут, – сказала она.
– …Через десять минут.
Норина сняла трубку, как только он позвонил.
– Что за орудие преступления? – был ее первый вопрос.
– Черенок от лопаты. С большой степенью вероятности. К нему приклеились волосы. – Он помолчал. – Рыжие.
На другом конце связи длилась пауза. Потом Норина сказала.
– Не могу поверить.
– Я тоже не могу в это поверить. Строго говоря, нужно подождать результатов лабораторного анализа. Но мне сказали, что волосы рыжие.
Она долго молчала. Потом произнесла:
– Ты говорил, что хотел бы помочь мне просмотреть его вещи. Когда у тебя будет время?
– Чем раньше, тем лучше.
– Сегодня вечером? В семь?
– Я захвачу с собой еду.
Грация Нери все еще дулась на Фабио. Но, по крайней мере, уже не глядела на него со сладкой улыбкой.
– È un peccato! Как нехорошо! – неодобрительно отозвалась она о Лукасе, имея в виду смертный грех самоубийства.
