Кроме того, он расстался со своим черным «ягуаром». Для его новой жизни требовался внедорожник. Он решил приобрести «рейнджровер». Однако черному цвету остался верен.
С компаньонами удалось договориться о том, что первое время он будет работать не с полной нагрузкой. Бланк готов был держаться на втором плане, предоставив им самим общаться с клиентами. Такое разделение обязанностей вполне устраивало Гайгера, фон Берга и Миндера. Имелся, правда, один щекотливый момент, касавшийся ассистента Бланка Кристофа Гербера. Пока Бланк отсутствовал, Гербер с головой ушел в подготовку слияния фирмы «Конфед» и, как выразился Гайгер, более не находился в распоряжении Бланка. На попытки Бланка возразить Гайгер заметил:
— Как поведал мне Гербер, твоими последними словами к нему были: «Исчезни, ты, лизоблюд, если тебе дорога жизнь!»
Дважды в неделю Бланк встречался с Альфредом Венгером. Один раз, как раньше, в качестве приятеля в «Золотом», другой раз, уже в качестве пациента, у Венгера в кабинете. В остальном Бланк вел образ жизни чудака.
По утрам он вставал, едва забрезжит рассвет. Если позволяла работа — в большинстве случаев благодаря его стараниям так и получалось, — он залезал в свой «рейнджровер» и ехал в ближайший лес. Возвращался нередко с грибами, с лесными плодами и зеленью для салата, которые готовил у себя в кухонном уголке. Едва ли не после каждой такой прогулки он приносил незнакомые растения и насекомых и до глубокой ночи выяснял их названия.
В те дни, когда его присутствие в конторе было обязательным, Урс перед работой по три часа гулял в лесопарке. Все чаще он появлялся в офисе в тяжелых походных башмаках и вельветовых брюках со следами засохшей лесной земли на штанинах.
Эвелин Фогт доверила одному адвокату, которого Урс лично не знал, заняться урегулированием материальной стороны их разрыва. Кое-какие требования Бланк посчитал чересчур завышенными. Но ему было все равно.
Время от времени он все еще вспоминал про Люсиль. Перед поездкой в Эшенгут даже позвонил ей. Трубку взяла Пат и сказала, что Люсиль не желает с ним говорить.
— Может, она мне сама это скажет? — спросил Урс и по характерному шуму понял, что Пат прикрыла микрофон ладонью.
Затем послышался голос Люсиль.
— Да, я могу и сама тебе это сказать, — произнесла она и тут же повесила трубку.
Во вторую среду после возвращения из Эшенгута он рассчитал все так, чтобы успеть в обеденное время не спеша побродить по маленькому парку с «блошиным рынком». Дело было в середине июня, день выдался пасмурный, но теплый. «Блошиный рынок» привлекал немало зевак, и у ларьков с едой царило оживление.
Еще издали заметив у лотка с экзотическими товарами худенькую фигурку со светлой шевелюрой, Урс сначала подумал, что Люсиль перекрасила волосы. Когда же он подошел поближе, оказалось, что это молодой человек. Он был одет как Люсиль: своего рода передвижная декорация из элементов восточных костюмов, увешанная шелковыми платками.
— А где Люсиль? — поинтересовался Бланк без лишних приветствий.
— На закупках.
— Где это?
— В Индонезии.
— И когда она вернется?
Молодой человек пожал плечами:
— Знаю только, что я смогу заменять ее еще четыре среды.
— Понимаю, — пробурчал Бланк и пошел дальше.
— Ты был в курсе, что Люсиль в Индонезии? — спросил он позже Венгера в «Золотом».
— Она что-то такое говорила.
— Почему же ты мне ничего не сказал?
— Я не знал, что тебя это еще интересует.
Бланк ковырял в тарелке с салатом без аппетита. С тех пор как он перешел на лесное меню собственного приготовления, ресторанная еда перестала ему нравиться.
— Странное время она выбрала для закупок, когда «блошиный рынок» кишит покупателями.
— Так ей легче перенести расставание.
— Это она так сказала?
— Да.
Известие, что Люсиль тяжело переживала расставание, никак не способствовало тому, чтобы выбросить девушку из головы.
Между Пиусом Оттом и д-ром Гайгером завязались своего рода дружеские отношения. Они регулярно встречались, большей частью в холле «Империала», и несколько дней назад перешли на «ты». Инициатива принадлежала Отту, выступавшему в роли доверителя. Объем их договорных отношений давал ему основания рассчитывать на нечто большее, чем чисто деловые связи.
В первую очередь выполнение поручения, связанного с «Юниверсал текстайл» и имевшего целью интеграцию группы «Шарад» в международное текстильное предприятие, открывало фирме «Гайгер, фон Берг, Миндер энд Бланк» выход в отрасль, в которой она давно пыталась утвердиться.
По своим каналам Отт узнал, что Гайгер имеет привычку после напряженного трудового дня наведываться в ночной клуб и там выпивать чуть больше, чем могло пойти ему на пользу. Собственно, Отт не питал особого расположения к ночным заведениям, однако сумел уже оценить их действие на деловых партнеров: в теплой обстановке развязываются языки и люди болтают о себе много такого, о чем обычно помалкивают.
Отт устроил все так, что, поужинав, они приземлились в «Бель де Нюи».
[31]
Еще за ужином Гайгер почти единолично выпил три бутылки бордо, завершив трапезу двумя кружками пива, и теперь перешел на виски. В середине сеанса стриптиза с большим количеством рюшей и кружев Гайгер пробормотал:
— Резинки.
— Что?
— Резинки. На молниях.
— Где?
— Не здесь.
Тут Отт догадался, о чем речь.
— Резинки на молниях. Тебе это нравится?
Гайгер захихикал и закивал головой.
— Может, они привязаны? — спросил Отт.
— Да, привязаны, — пролепетал Гайгер.
Отт дал ему номер телефона одной молоденькой бельгийки, которая специализировалась на таких штучках. Гайгер отблагодарил его за это, поделившись кое-какой информацией о предстоящем мегаслиянии фирмы «Конфед».
Летняя погода манила людей в лесопарк. В местах, где Урс еще недавно совершенно не ожидал повстречать в шесть утра кого бы то ни было, теперь он то и дело наталкивался на бегунов, гуляющих и любителей природы. Точнее — что было еще неприятнее, — это они наталкивались на него.
Он разработал методику погружения в мир леса: для этого нужна была ветка, широкий лист папоротника или кусок мха. Он садился на землю, держа растение обеими руками, прикладывал его ко лбу и закрывал глаза. В таком положении его дважды застигали врасплох. Один раз его напугали двое влюбленных. Со словами «О, пардон!» они удалились, но он еще долго слышал их хихиканье. Другой раз он был выведен из своего транса детским голоском:
