Спустя два дня Бланк нашел знакомую лужайку и начал обустраиваться. Он соорудил прочное убежище с двускатной крышей, покрыв ее густым слоем еловых веток. Из стволов молодых елочек сделал небольшой стол. В расщелине скалы устроил холодную кладовую. Озаботился тем, чтобы подниматься на площадку на скале было удобно. А подходы к лагерю замаскировал плотными зарослями.
Когда он не был занят работами по лагерю, то разведывал окрестности. Он открыл путь на террасу скалы, которая отвесной восьмидесятиметровой стеной обрушивалась на лужайку. Как-то раз, прогуливаясь, набрел на ручей, образовавший в одном месте водоемчик, достаточно большой для купания. Еще он нашел склон, где обитали кролики.
Бланк всегда знал, что ему придется охотиться ради пропитания. Без этого долго в лесу не протянешь. Среди изученных им предметов, так или иначе связанных с лесом, была и охотничья практика. И все же, добыв первого кролика, он очень удивился, что с такой легкостью смог убить и выпотрошить животное. Раньше он не выносил вида крови и долгие годы вообще не ел мяса, после того как еще ребенком стал свидетелем забоя скота на крестьянском дворе. Теперь он разделывал кролика так, словно вынимал батарейки из карманного радиоприемника.
Бланк не без интереса отметил в себе эту чувственную холодность, приписав ее действию голубянки. Здесь, в лесу, его новоприобретенные качества не могли сказаться на ближних, даже при желании он не смог бы совершить чего-то такого, за что впоследствии пришлось бы расплачиваться приступами угрызений совести.
Первые ночи, когда порывы ветра в верхушках деревьев или гром летних гроз не давали Бланку уснуть, ему казалось, что на него пристально смотрят глаза — глаза котенка Тролля, доверчиво свернувшегося у него на коленях, глаза д-ра Флури, какими они были во время последней встречи в ресторане «Лесная тишина», глаза чертежника из автомобиля-купе, глаза наркомана с автостоянки, глаза Джо Гассера, сидящего в кухне крестьянского дома.
Постепенно образы теряли четкость. С каждым днем, проведенным в лесу, в нем опять крепла уверенность в том, что он — единственная реальность, с которой следует считаться.
14
Тем временем в экономической метрополии, всего в часе езды от леса, события развивались своим чередом.
Слияние фирм «Конфед», «Бритиш лайф», «Секюритэ дю нор» и «Ханза альгемайне», несмотря на утечку информации, было обставлено как полагается. За энергичными опровержениями всех участвующих сторон последовали две недели полного молчания в средствах массовой информации, закончившегося пресс-конференцией. Ее транслировали из зала отеля «Империал» на Лондон, Дюссельдорф и Париж. Возникновение самого крупного в мире страхового концерна целых три дня не сходило с первых полос газет и журналов. Потом эти сообщения сменились рассуждениями о крупных играх профессионалов.
На основных биржах стран-участниц почти одновременно с первыми публикациями на тему предстоящих, по слухам, реорганизаций акции фирм — кандидатов на слияние были раскуплены быстро и полностью. Кое-кто, правда, усматривал за всеми этими статьями сознательное разглашение тайны с намерением впоследствии оправдать столь масштабное движение акций.
Кристоф Гербер в роли правой руки д-ра Гайгера проявил себя в деле о слиянии самым лучшим образом. Антон Хювайлер начал настойчиво добиваться, чтобы его имя указывалось в заголовке официальных бумаг вместо Бланка — чего Гайгер, фон Берг и Миндер пока делать не собирались. И не только из уважения к пропавшему.
Люсиль рассталась с Арсхадом. Он бесстыдно использовал в корыстных целях свое несчастное раздавленное горло и испытываемые девушкой муки совести. Целых три недели он жил за ее счет и действовал ей на нервы. Затем Люсиль выставила его за дверь. И раз уж она решилась на такое, то заодно избавилась и от сандаловых палочек. Они напоминали об Урсе Бланке.
Эвелин Фогт пыталась определить свой непонятный статус: следовало ли ей считать себя вдовой того, кто, возможно, был еще жив и с кем она определенно больше не живет, но и не рассталась как положено? Адвокат, призванный было представлять ее интересы в улаживании формальностей разрыва с Бланком, в меру сил помогал ей компенсировать эту потерю.
Альфреда Венгера временами терзали мысли: все ли он сделал, чтобы помочь Урсу Бланку? Может, говорил он себе, было бы разумнее отнестись к Урсу Бланку только как к пациенту, без оглядки на их дружбу? Как и прежде, по средам он обедал в «Золотом». По установившемуся между ним и господином Фоппой молчаливому согласию второй прибор со стола не убирался.
Рольф Блазер оставил дело Джо Гассера открытым до тех пор, пока Бланка официально объявят умершим. Чистая формальность. Он считал дело завершенным.
Пиусу Отту понадобилось несколько дней на примирение с мыслью, что Бланк улизнул-таки от него.
Целыми днями Урс Бланк был поглощен заботой о том, как удовлетворить потребности в калориях. По возможности он старался не трогать запасы из замороженных, сушеных и обезвоженных продуктов и питался дарами леса. В это время, в сентябре, лес ими щедро делился. Ради поддержания в организме жирового и белкового баланса Бланк собирал лесные орехи и буковые почки, варил из ирги, барбариса и собачьих роз богатые витаминами компоты. Часами вываривал сироп из листиков полевого клена.
И еще он собирал грибы. Поначалу брал все, какие, согласно справочнику, считались съедобными. Однако постепенно, перепробовав зеленый моховик, оранжево-красную сыроежку, монашью головку, гриб-кольцевик, коровью пасть, желтоножку и лисички, он стал разборчивее. Бывало, он проходил мимо целого выводка жемчужниц, если интуиция подсказывала, что где-то поблизости растут медные лисички.
Бланк жарил на кроличьем жире еловые рыжики или готовил на гриле разрезанные пополам белые грибы, пока они не сморщивались снаружи, а внутри не приобретали кремовый оттенок. То, что Бланк не успевал съесть в свежем виде, он высушивал на солнце или, что случалось реже, у костра на камне.
Прочие необходимые минералы и витамины добывались на полях и лужайках. В такие дни Бланк налегке покидал лагерь после обеда и устраивался на ночь где-нибудь на опушке. С первыми лучами солнца он уверенно выходил из леса в поисках лугового клевера, маргариток, тысячелистника и одуванчиков, из которых потом делал салаты, приправляя их полевым тимьяном и пастушьей сумкой. Время альпийской цицербиты — его любимого салата, — к сожалению, давно прошло. Зато теперь можно было собирать корешки лугового козлобородника, по вкусу напоминавшие козелец. И еще корни цикория — для горького отвара, — а также корни одуванчика, которые придавали приятный вкус заменявшему и первое и второе овощному вареву из смолевки и крапивы. Иногда он осмеливался подбираться к сараям, казавшимся ему заброшенными. Возле них произрастал «добрый Генрих» — дикий предок шпината.
Конечно, можно было обойтись и меньшим. Но работа, занимавшая чуть ли не весь день, помогала Бланку отвлечься от самого себя. Душа молчала, покуда удавалось направлять мысли и действия на телесные нужды. Процесс выживания превращался в механический труд. Бланк останавливался, когда уже валился с ног от усталости, чтобы заснуть как можно быстрее, иначе пришлось бы долго разгонять всякие мысли.
