– Похоже, ей и самой не слишком здесь нравится.
– Точно. Вот и получается, что они постоянно язвят, пытаются поддеть друг друга. Я наблюдал за ними на приемах, где присутствовали и твои родители, и всякий раз поражался контрасту. Бернард и Мэдлин казались такими влюбленными… Впрочем, я уже говорил, что каждый мужчина, который был знаком с твоей матерью, просто не мог в нее не влюбиться – хотя бы немножко.
– Что же в ней было особенного? – спросила Берил. – Ты как-то упомянул, что она была… очаровательной.
– Когда я познакомился с Мэдлин, ей было около сорока. О, у нее, конечно, на висках уже появились седые волосы. И несколько морщинок от смеха. Но она была более обворожительна, чем любая двадцатилетняя девушка из всех, кого я когда-либо встречал. Я сильно удивился, когда узнал, что она не урожденная аристократка.
– Она родом из Корнуолла. Испанских кровей. Они с папой познакомились летом, во время каникул. – Берил улыбнулась. – Он рассказывал, как мама победила его в соревновании по спортивной ходьбе. Причем она шла босиком! И именно тогда папа понял, что она – та самая, единственная.
– Они прекрасно подходили друг другу, дополняли буквально во всем. Думаю, именно это и восхищало меня – их счастье. Мои родители в свое время развелись. Их расставание было довольно неприятным, даже скандальным, и это решительно настроило меня против самой идеи брачного союза. Но отношения твоих родителей казались такими легкими и гармоничными. – Ричард покачал головой. – Их гибель потрясла меня больше чем кого бы то ни было. Я просто не мог поверить, что Бернард…
– Он этого не делал. Я знаю, что он этого не делал.
Немного помолчав, Ричард сказал:
– Я тоже.
Какое-то время они ехали в полном молчании, щурясь от ярких огней пролетающих мимо встречных машин, которые отражались в лобовом стекле.
– Именно поэтому ты так никогда и не женился? – наконец решилась спросить Берил. – Из-за развода родителей?
– Это лишь одна из причин. Другая – то, что мне так и не удалось найти подходящую женщину. – Ричард взглянул на Берил. – А почему ты еще не вышла замуж?
Она пожала плечами:
– Потому что так и не нашла подходящего мужчину.
– Но в твоей жизни ведь наверняка кто-то был.
– Был. Некоторое время. – Берил крепко обняла себя за плечи и уставилась в темноту, царившую за окном.
– Что-то не получилось?
Она выдавила из себя смешок:
– Мне очень повезло, что не получилось.
– В твоем тоне слышится оттенок горечи.
– Разочарования – так точнее. Когда мы познакомились, он показался мне исключительным, весьма неординарным человеком. Он был хирургом, собиравшимся отправиться с миссией милосердия в Нигерию. В наши дни так редко можно встретить человека, который заботится о человечестве. Я два раза навещала его в Африке. Он чувствовал себя там как рыба в воде.
– И что же произошло?
– Какое-то время мы были любовниками. А потом я неожиданно осознала, кем он себя мнит – великим белым спасителем. Он бы несся в самую простую, примитивную больницу, спасал несколько жизней, а потом летел бы обратно в Англию за бодрящей дозой лести, которой, как оказалось, ему всегда было недостаточно. Одной восторженной, преклоняющейся перед ним женщины ему явно было мало. Ему требовалась дюжина. – Помолчав, Берил тихо добавила: – А я хотела быть единственной.
Она откинулась на автомобильном сиденье и вновь принялась вглядываться в сверкавшие огни Парижа. «Это просто город света! – подумалось ей. – И все же он полон теней, темных переулков и еще более темных тайн».
Добравшись до Вандомской площади, они ненадолго остались в припаркованной машине, – не заводя разговора, просто сидели рядом, окутанные мраком. «Мы оба измучены, – думала Берил, – и все же этот день еще не закончился. Я должна собрать вещи Джордана – зубную щетку, смену белья. И привезти все это в тюрьму…»
– Выходит, мне так и не удалось убедить тебя вернуться домой, – констатировал Ричард.
Берил задумчиво посмотрела на площадь: в темноте угадывались два силуэта влюбленных, которые прогуливались, держась за руки.
– Нет, я не вернусь. По крайней мере, до тех пор, пока Джордан не выйдет на свободу. Пока мы не доведем это дело до конца, пока мы во всем не разберемся.
– Я боялся, что ты именно так и скажешь. Но я не удивлен. Ты ведь на днях упоминала, что у тебя твердая голова.
Берил взглянула на него, даже сквозь темноту различая сияние его улыбки.
– Это не твердолобость, Ричард. Это преданность. По отношению к Джордану. К моим родителям. Понимаешь, мы – Тэвистоки, и мы горой стоим друг за друга.
– Ты должна поддерживать Джордана, это я могу понять. Но твои родители умерли.
– Это дело чести.
Он покачал головой:
– Бернарду и Мэдлин уже не помогут твои заботы о чести. Да и вообще, честь – безнадежно устаревшее понятие, оно того же рода, что и отстаивание чего-то абстрактного, вроде достоинства фамилии.
Берил выбралась из машины.
– Фамилия Вулф, очевидно, ничего для тебя не значит, – холодно ответствовала она.
Заперев машину, Ричард нагнал Берил, когда та уже прошла через вестибюль отеля и зашла в лифт.
– Может быть, это странная для тебя американская точка зрения, но я считаю, что достоинство моего имени – то, что создаю я сам. И на моем лбу не вытатуирован фамильный герб!
– Похоже, ты не так меня понял.
– О да, ну конечно! – резко бросил он. – Я ведь всего лишь тупоголовый янки!
– Я никогда не говорила в твой адрес ничего подобного!
Ричард зашел за ней в номер и с громким стуком захлопнул дверь.
– И все-таки совершенно понятно, что я не дорос до стандартов вашей светлости!
Берил обернулась и гневно посмотрела на него:
– Ты готов использовать это против меня, не так ли? Мое имя. Мое состояние.
– То, что меня беспокоит, не имеет к этому ни малейшего отношения. К тому, что ты из семьи Тэвисток.
– Что же тогда тебя беспокоит?
– То, что ты не слушаешь доводы разума.
– Ах, эта моя твердая голова!
– Да, твоя твердая, упрямая голова. И твое дурацкое чувство чести. И твои… твои…
Берил подошла к Ричарду совсем близко. Подняв голову, она заглянула ему прямо в глаза.
– Мои – что?
Ричард нежно взял лицо Берил в ладони и прижался к ее губам. Поцелуй был таким длинным, таким пылким, что она чуть не задохнулась от нахлынувших эмоций. Когда Ричард наконец-то оторвался от ее уст, ноги Берил дрожали, а пульс громким эхом отдавался в ушах.
