– Удачи, мой друг, – пробормотал Домье. – Боюсь, она тебе понадобится.
* * *
Ричард рискнул сделать еще один звонок из таксофона – на этот раз в Вашингтон, округ Колумбия.
Его деловой партнер отозвался своим обычным неприятным рыком:
– Сакарофф слушает.
– Ники, это я.
– Ну как там прекрасный Париж? Хорошо проводишь время?
– Довольно паршиво, надо сказать. Слушай, я не могу долго говорить. Я попал в переделку.
Ники вздохнул:
– И почему это меня не удивляет?
– Это старая история с Делфи. Помнишь? Париж, 1973 год. «Крот» в рядах НАТО.
– Ах да!
– Делфи вернулся к жизни. И мне нужна твоя помощь, чтобы установить его личность.
– В те годы я работал в КГБ. Не в Штази.
– Но у тебя были контакты с восточными немцами.
– Я не был связан с ними напрямую. Немного контактировал с агентами Штази. Восточные немцы, видишь ли… предпочитали действовать независимо.
– Хоть кто-нибудь мог знать о Делфи? У тебя должны быть какие-то старые каналы, поставлявшие информацию.
На том конце провода на мгновение воцарилась тишина.
– Разве что…
– Да?
– Генрих Ляйтнер, – вспомнил Сакарофф. – Тебе стоит поговорить с ним. Он наблюдал за ходом парижских операций Штази. Он не из практиков, никогда не покидал Восточный Берлин. Но он был знаком с работой Делфи.
– Хорошо, я обязательно с ним побеседую. Как мне его найти?
– А вот это самое сложное. Он в Берлине…
– Никаких проблем. Мы отправимся туда.
– …В тюрьме строгого режима.
– А вот это уже действительно проблема! – застонал Ричард. Расстроенный, он обернулся и посмотрел сквозь стекло таксофона на платформу подземки. – Мне нужно попасть туда, чтобы поговорить с этим человеком, Ники.
– Тебе нужно будет получить разрешение. На это уйдет время. Бумаги, подписи…
– Тогда это именно то, чем я должен заняться незамедлительно. Если бы ты мог сделать несколько звонков, ускорить ход дела…
– Только никаких гарантий.
– Понятно. О, и еще одна вещь, – спохватился Ричард. – Мы пробовали связаться с Хью Тэвистоком. Судя по всему, он исчез. Ты что-нибудь об этом слышал?
– Нет. Но я проверю по своим источникам. Что-нибудь еще?
– Я дам тебе знать.
– Я боялся, что ты скажешь это, – проворчал Сакарофф.
Ричард повесил трубку. Отойдя от телефона-автомата, он обвел взглядом платформу метро. И не увидел ничего подозрительного, только обычный поток вечерних пассажиров: взявшиеся за руки пары, студенты с рюкзаками…
Электричка, следующая до «Префектуры Кретей», вкатилась на станцию. Ричард сел в нее, проехал три остановки, потом вышел. Он задержался на платформе на несколько минут, вглядываясь в лица пассажиров. Никого из тех, кто был бы ему знаком. Удовлетворенный, он не поехал дальше, а сел в электричку Бобиньи – Пикассо и проследовал на ней до Восточного вокзала. Там он сошел, выбрался из метро и быстро направился к маленькой недорогой гостинице.
Берил все еще не спала, сидела в кресле возле окна. Она погасила весь свет, и в темноте был виден лишь ее силуэт на фоне яркого вечернего неба. Ричард как следует запер дверь на замок и задвижку.
– Берил? – позвал он. – Все в порядке?
Ему показалось, что она кивнула в полутьме. Или это было лишь дрожание ее подбородка, когда бедняжка глотнула ртом воздух и медленно, еле слышно выдохнула?
– Здесь мы в безопасности, – сказал Ричард. – По крайней мере, сегодня вечером.
– А завтра? – тихо спросила она.
– Всему свое время. О завтрашнем дне завтра и позаботимся.
Берил откинулась на мягкую спинку кресла и посмотрела прямо перед собой:
– Именно так это и было для тебя, Ричард? Так ты работал на разведку? Жил день за днем, не осмеливаясь думать о том, что будет завтра?
Он медленно подошел к креслу Берил.
– Иногда моя работа действительно напоминала нечто в этом роде. Случалось, я и вовсе не был уверен, что для меня наступит завтра.
– Ты скучаешь по той жизни? – Она посмотрела на Ричарда.
Он не мог видеть лица Берил, но чувствовал ее взгляд.
– Я оставил эту жизнь в прошлом.
– Но тебе ведь ее не хватает? Волнения, адреналина? Этого восхитительного предвкушения насилия?
– Берил! Берил, пожалуйста… – Ричард потянулся к ее холодной руке и сжал эту ледышку в своих ладонях.
– Разве ты не наслаждался всем этим, хоть немного?
– Нет. – Он помедлил, погрузившись в раздумья, а потом тихо сказал: – Да. Совсем недолго, когда был очень молод. Еще до того, как мне открылась реальная сторона работы.
– Именно это и произошло со мной сегодня вечером. Все это было таким реальным! Когда я увидела этого охранника, лежавшего там… – Она с усилием глотнула горький ком, стоявший в горле. – Понимаешь, еще днем мы обедали все вместе, втроем. Они заказали телятину. А еще бутылку вина, мороженое. И я здорово их насмешила…
Берил отвела взгляд.
– Сначала это напоминает игру, – объяснил Вулф. – Такая воображаемая, притворная война. А потом ты понимаешь, что пули в этой войне настоящие. Так же, как и люди.
Ричард по-прежнему держал руку Берил в своей, желая согреть ледяную ладонь, согреть ее саму.
– Именно это и случилось со мной, – продолжил он. – Внезапно все стало слишком реальным. И была одна женщина…
Берил сидела все так же тихо – слушая, напряженно ожидая признания…
– Это была та, кого ты любил? – мягко спросила она.
– Нет, не любил. Но она мне очень, очень нравилась. Это произошло в Берлине, еще до падения Стены. Мы пытались переправить перебежчика в Западную Германию. И моя коллега, эта женщина, угодила в засаду наших противников. Караульный заметил ее и выстрелил. – Ричард поднес руку Берил к губам и, поцеловав пальцы, снова подержал ее ладонь в своей.
– Ей… не удалось спастись?
Ричард печально покачал головой:
– И с тех пор это была уже не вымышленная увлекательная игра. Я видел, как ее тело лежало на демилитаризованной зоне. И ничем не мог ей помочь. Так что мне пришлось оставить ее там, на стороне противника…
Вулф отпустил руку Берил. Он подошел к окну и взглянул на огни, освещавшие своим мерцанием Париж.
– Именно тогда я и оставил эту работу. Просто не мог допустить, чтобы на моей совести оказалась еще одна смерть. Я не хотел чувствовать свою… ответственность. – Он обернулся к Берил. В слабом отсвете городских огней ее лицо казалось бледным, будто люминесцирующим. – Именно поэтому мне так тяжело, Берил. От осознания того, что может произойти, если я допущу ошибку. От осознания, что твоя жизнь зависит от каждого моего шага.
