– Георгина Адамовна Сидорская, – представил следователь.
Кира медленно поднялась со стула. Николай напряженно уставился на вошедшую. Виктор сложил руки на груди.
– Георгина Адамовна, – Щегольков наклонился к женщине, – посмотрите внимательно. Возможно, кто-то из присутствующих покажется вам…
Вопрос был явно лишним. Едва только дама переступила порог, как вздрогнула и ухватилась обеими руками за рукав следователя.
– Что-то не так? – участливо осведомился тот.
– Это она! – хрипло выдавила Георгина Адамовна, сняв очки и в ужасе таращась на Киру.
– Вам здесь кто-то знаком? – спокойно уточнил Щегольков.
– Это она! – Казалось, женщина стала задыхаться. – Та самая… В сквере… А потом ночью, на лестнице…
– Правильно ли я вас понял… – начал следователь, но Георгина Адамовна не дала ему договорить. Она бросилась к обомлевшей от страха Кире и вцепилась ей в волосы:
– С-сволочь…
Троим мужчинам не без труда удалось оттащить взбешенную женщину от журналистки.
Щегольков, который даже не рассчитывал на такой бурный результат «соблюдения формальностей», был явно доволен им, но поспешил увести рыдающую Георгину Адамовну в соседний кабинет.
Когда он вернулся, в комнате висела напряженная тишина.
Ошеломленная и напуганная Кира упала на стул и, закрыв лицо руками, беззвучно плакала. Виктор нервно барабанил пальцами по подоконнику.
– Вы считаете, – подал голос Николай, обращаясь к следователю, – что этот возмутительный спектакль похож на опознание или на очную ставку? Любой адвокат…
– Боюсь, что он вам действительно потребуется, – перебил Щегольков. – А то, чему мы только что были свидетелями, если возникнет необходимость, несложно запротоколировать с соблюдением всех процессуальных норм.
– Скажи, Кира, – Виктор отошел от окна, – ты понимаешь, что у меня могут появиться основания для твоего задержания? А может, и для ареста…
– Тому, что происходит, – пробормотал Николай, – наверняка есть какое-то объяснение…
– Мне бы хотелось его услышать, – кивнул следователь, присаживаясь за стол, – потому что я должен допросить Киру Андреевну в качестве подозреваемого.
– Подозреваемого – в чем? – Николай обнял жену за плечи. – В убийстве? Киру – в убийстве?
– Скажи, – Виктор продолжал обращаться к Кире, не обращая никакого внимания на ее мужа, – идея провести журналистское расследование по этим… случаям принадлежит тебе или твоему руководству?
– Руководству, – ответил за жену Николай. – Подготовить материал ей поручил главный редактор. И сказал, что это будет сенсация.
Виктор раздраженно повернулся к Щеголькову:
– Можно попросить заткнуться этого… рифмоплета?
Неожиданно Кира подняла голову. Ее глаза еще блестели от слез, но в них появилась решимость.
– Мне нужно два дня, – тихо, но твердо сказала она. – И я отвечу на все вопросы.
Кошкин и Щегольков переглянулись.
– Только два дня, – повторила Кира. – Я найду решение этой мистической загадки.
– А если вы скроетесь? – Следователь почесал щеку. – Если бросите нас, лишите своего общества?
– Это она может, – усмехнулся Виктор.
– Дайте мне два дня, – настаивала Кира. – Вы ничем не рискуете. У меня – подписка о невыезде, а у вас – распутанное дело на блюдечке.
– Хорошо, – поколебавшись, согласился Щегольков. – Будет вам два дня. Ищите разгадку, а заодно и доказательства своей непричастности.
– А как же презумпция? – поинтересовался Николай.
– Закрой пасть, умник! – не выдержал Виктор.
– А пока, – следователь вынул бланк протокола, – мне все равно нужно допросить вас… Порядок есть порядок.
Когда Кира с мужем покинули розовое здание прокуратуры и, пройдя через дворик, сели в машину, он взял ее за локоть:
– Зачем тебе эти два дня, любимая? Ты блефуешь? Что ты собираешься делать? Куда идти?
– Для начала – в кино, – она грустно улыбнулась. – Тем более мы с тобой целую вечность там не были.
– Куда? – Николай поморгал.
– В кинотеатр «Каскад», милый. На последний сеанс.
Глава третья
Юсси Вильевич Тукс был вне себя. Он ходил в своем кабинете из угла в угол, держа трубку у вспотевшего уха, и кричал:
– Послушайте, мы с вами так не договаривались! Я сделал все, как вы просили… Поручил расследование Кире… А теперь она оказалась впутанной в какую-то пренеприятную историю!.. Чего я так нервничаю? Это же скандал! Если конкуренты из других изданий пронюхают что-нибудь, мы потом не отмоемся очень долго! Я молодец? Я вовсе не молодец, что пошел у вас на поводу! Моей лучшей журналистке – конец! Но это еще полбеды. Репутация газеты – вот главное, понимаете? Я создавал эту самую репутацию годами, по зернышку, по крупинке. И все ради чего? Чтобы в один прескверный день все пошло к черту? Чего я кричу? Я кричу не так, а вот так: А-а-а-а!!! А с вами я не кричу, а взволнованно разговариваю… Я не знаю, какие у вас, в милиции, счеты с моей журналисткой, но так не делают, понимаете? Так не делают! Вы хотите ее уничтожить моими руками и за мой, так сказать, счет… Вернее, за счет газеты. Я ни при чем?.. Не волноваться?.. А что мне, позвольте спросить, остается делать?.. Какую статью?..
Тукс перестал бегать и встал как вкопанный посреди комнаты.
– Что написать? – у него округлились глаза. – Вы это серьезно? Что значит – опередить конкурентов? То есть, вы считаете, что если я опубликую материал, в котором уничтожу и раздавлю собственную журналистку раньше, чем это сделают другие, то я буду на коне?.. – Юсси Вильевич положил трубку и еще долго стоял, в задумчивости уставившись на собственные сандалии.
– Бред! – прошептал он. – Полный бред…
В дверь постучали.
Тукс вздрогнул, словно очнувшись, бросил телефон на стол и, запрыгнув в кресло, буркнул:
– Кто там еще?
В кабинете появился высокий, сухощавый мужчина лет шестидесяти с копной рыжевато-русых волос, подъеденных сединой.
– Секретаря, конечно, нет на рабочем месте! – громко, чтобы было слышно в приемной, сказал редактор. – И у нас проходной двор.
Рыжий пропустил мимо ушей эту неучтивость, закрыл за собой дверь и без приглашения уселся на стул в самом конце стола. Он неспешно раскрыл плоский портфель из грубой кожи и извлек из него номер «Петрозаводск Daily».
Тукс терпеливо ждал, что будет дальше.
Мужчина развернул газету, надел очки и углубился в чтение.
– Эй, – не выдержал Юсси Вильевич. – Кроме вас, здесь еще и я имеюсь в наличии. Или вы думаете, что пришли в избу-читальню?
