Тут, словно отвечая на его мысли, разлоговский кабинет
изнутри залился светом, и Варя пробежала в глубине, от стола к стенному шкафу,
и пропала из глаз.
Вадим подумал-подумал и тоже зашел. Варя, распахнув двери
шкафа, что-то возилась с сейфом, спрятанным в глубине, и мельком на него
взглянула.
Вадим подошел к столу и вздохнул еще горше:
Вот ведь странная штука жизнь!..
Громадный разлоговский стол, всегда неряшливо и как попало
заваленный бумагами, был чист и пуст, будто тундра в день первого снегопада. Ни
пылинки, ни соринки, ни бумажки. Ни следа Разлогова, который, бывало,
нагромождал вокруг себя кофейные чашки, пепельницы, ручки, записные книжки,
початые и брошенные пачки сигарет, пластмассовые зажигалки, золотые зажигалки и
коробки спичек.
Вадим, во всем любивший порядок и опрятность, всегда косился
на начальничий стол с неудовольствием – надо же, как люди не умеют за собой
смотреть! На собственном столе такой бардак развел! Клавиатура у Разлогова
всегда валялась отдельно от монитора, и, чтобы напечатать что-нибудь, он долго
и бестолково ее искал, зато уж печатал, как из пулемета по врагам строчил, куда
там секретарше Варе!
Телефоны он терял и забывал где ни попадя, и сколько раз
Вадиму приходилось с полдороги возвращаться на работу, везти оставленный в
машине телефон!
Ручки покупал дорогие, но не брезговал и пластмассовыми, с
дурацкими школьными колпачками, и они потом глупо торчали из кармашка его
пиджака, чем причиняли Вадиму невыносимые страдания. Он любил, чтобы все было
безупречно.
К машинам Разлогов всегда был равнодушен, но тут Вадим
маленько подозревал его в неискренности. Вроде бы и равнодушен, а никогда и
ничего дешевле представительского «Мерседеса» себе не брал. В выходные ездил на
тяжелом и мощном английском джипе, в багажнике возил свою псину – господи, прости,
исчадие ада, а не собака! Морда квадратная, уши висят, слюни текут, хвост палка
палкой, но толщиной в мужскую руку. А воняет!.. А линяет!.. Вдвоем с собакой за
выходные они так уделывали джип, что Вадим брезговал в него садиться, хоть
газетку подстилай.
Газетку он не подстилал, конечно, но прежде чем гнать джип
на мойку, долго и всерьез демонстрировал скучающим и незанятым
дружбанам-водителям разлоговские безобразия – нет, вы гляньте только, до чего
шеф свою машину довел!
И где теперь Разлогов? И что будет с его джипом? Продадут
ведь, верняк, продадут!
– Странно, – вдруг встревоженно сказала Варя, про которую
Вадим и позабыл совсем. – Очень странно.
Она все возилась в книжном шкафу, гремела ключами.
– Чего странно-то?
– Да не открывается!
– Чего там у тебя не открывается?..
Вот ведь бабы, а?.. Двери у них никогда не открываются,
ключи застревают, каблуки подворачиваются, вместо тормоза как-то само собой на
газ нажимается, и туда же – эмансипация у них!..
Вадим подошел и стал у Вари за спиной. Она бестолково тыкала
ключиком в замочную скважину, а ключик не входил.
– Дай я!..
– Да он не подходит!
– Варь, отойди, дай я открою!
Она посторонилась и протянула ему ключ, теплый от ее
ладошки. Странное дело, ключ и вправду решительно отказывался лезть в замок,
хотя Вадим очень старался.
Да нет, ну что за фигня?! У него-то должно открыться, он же
не баба, в конце-то концов!..
Не открывается.
Вадим изучил ключ. Потом изучил сейф.
Ну да, все правильно! Немецкая фирма «Крупп», название
написано и на сейфе, и на ключе! Только не лезет, зараза!..
– Варь, фонарик есть?
– Какой фонарик?
– Такой! Светить. Есть?
Она растерянно пожала плечами и оглянулась, как бы в поисках
фонарика.
– Да нет у нас, откуда?
– Тогда я в машину схожу, принесу.
– Зачем?!
– Посветить, – объяснил Вадим резонно. – Вдруг там чего
застряло. А мы не видим.
– Где застряло?
– В замке, где, где!..
– Да ну тебя, Вадим, – сказала Варя с умеренной досадой, –
что там могло застрять?! К этому сейфу не подходил никто, кроме Владимира
Андреевича! Ну и я изредка, когда он просил убрать или достать что-нибудь! И
ключ он всегда у себя держал.
– А это тот ключ-то?
Варя уставилась на ключ.
– Ну… тот, конечно! Да он у нас один. Разлогов все боялся
его потерять. Говорил, если потеряю, придется сейф взрывать, его ни один
медвежатник не откроет.
– Чего это он так плохо про медвежатников-то… – пробормотал
Вадим задумчиво, рассматривая равнодушный и неприступный сейф.
Варя взяла у него ключ и снова стала тыкать.
– Да без толку! Он туда вообще не лезет.
– Я вижу, – огрызнулась Варя и взглянула на часы. – Я только
не понимаю, что теперь делать!
– Домой ехать, чего еще! Завтра утречком доложишь Волошину,
а он уже решит…
– А до утра я бумаги с собой буду носить?
– Секретные, что ль, они?
Варя вдруг в ужасе на него уставилась, как будто ненароком
выболтала государственную тайну.
– Я не знаю, – пролепетала она испуганно. – Я… понятия не
имею! Мне Волошин велел их в сейф положить…
– Ну утром и положишь! Все равно сейчас он не открывается!
Поедем, а, Варь?
Она подумала немного, потом аккуратно прикрыла дверцы шкафа,
слегка потеснив Вадима плечом. Он подвинулся.
Варя взяла с края разлоговского стола растрепанную кипу
бумаг, сунула ключик в карман пиджака и пошла к двери. Вадим еще постоял и не
спеша двинул за ней.
– Марк Анатольевич? Извините, что так поздно!
Вот дура, а?! Все-таки она ему звонит! Ведь ясно, чем дело
кончится, – Волошин сейчас скажет, что бумаги сверхважные и просто так их
бросить никак нельзя. Посадит ее бумаги стеречь. Сам приедет в два часа ночи из
какого-нибудь клубешника или от крали, из теплой кралиной постельки. Заберет
бумаги, пожмет секретарше руку и отбудет. А после окажется, что секретные
бумаги – контракт на производство резиновых калош!..
Вадим вышел в приемную. Варя говорила в мобильный телефон,
сильно наклонившись к столу – как поклон отвешивала тому, с кем говорила!..
