Угольно-черные ресницы Разлогова долго не давали ей покоя.
Ей повезло – она работала вроде бы в офисе, а вроде бы и нет – на шестой
«начальничий» этаж офисная мошкара залетала редко, почти никогда, только во
время каких-нибудь совсем больших совещаний и торжественных заседаний под
праздники. Варя всегда была с «большими» – начальниками и их ближайшим окружением,
то есть как бы над болотом, в котором селились лягушки и роилась мошкара.
Девушки, цокающие на шпильках с утра в будние дни, девушки, в хмурых осенних
рассветных сумерках являвшиеся на работу в декольте и ярко-алой губной помаде,
были ниже, населяли те самые пять этажей, куда Варя спускалась только «по
делу».
Принцы, таким образом, были в ее полном распоряжении и
безраздельном владении, по крайней мере в рабочее время.
И тут подвела ее улица Тухачевского и прочитанные на диване
кипы глянцевых журналов!
Там, в журналах, ничего не говорилось о том, что принцам
прежде всего нужно… работать. Что работа – главное в их жизни, альфа и омега,
первое и последнее, что у них есть, а все остальное лишь приложение к ней.
Принцы куют деньги и проводят в кузнице куда больше времени,
чем на курортах, в Давосе и на горных склонах.
Принцам скучно – как с певичками, так и с порядочными
девушками «из хороших семей». Детьми они обзаводятся только для того, чтобы в
далекой перспективе было кому оставить кузницу вместе с горнилом. Семейный
автомобиль водит шофер. В дом с лужайкой и камином принцы наезжают крайне
редко, предпочитая ночевать «в городе», в громадных московских квартирах,
предназначенных «для одного» – и вовсе не за тем, чтобы предаваться там
непременному и соблазнительному разврату, а для того чтобы выспаться и не
стоять с утра в гигантских пробках. Ведь надо на работу!
Принцы оценивали людей – и мужчин, и женщин – исключительно
с точки зрения их полезности для дела.
Варя была им полезна, и они относились к ней по-своему
прекрасно.
И все. Все!..
В Женеве, куда ее взяли переводить в магазинах и ресторанах
(в свое время она окончила курсы английского), она увидела Монблан.
Идиллическая картинка, воспроизведенная на кружках, открытках, майках и просто
сувенирной чепухе! Изумрудные лужайки, голубые ручьи, сахарная приветливая
вершина в безоблачном, чистом, нерусском небе. Варя садилась на газон на
набережной, откусывала от багета и любовалась, и фотографировала. А потом
Разлогова зачем-то понесло в горы, и они заехали далеко и высоко, остановились
возле какого-то шале, от которого можно было подниматься только пешком. Здесь
было холодно, дул ледяной и острый ветер, скалы нависали угрожающе, и вершина,
мерещившаяся снизу такой соблазнительно сверкающей, вовсе не сверкала, была
припорошена песком и гранитной крошкой и оказалась мрачной и недостижимой.
– Так всегда бывает, – сказал ей подошедший Разлогов. Он
мерз и часто шмыгал носом. Варя искоса на него взглянула. – Заберешься на
вершину, и ноги не держат, и сил больше нет, и стоять неудобно, и холодно, и
одиноко, а впереди только следующая вершина. Но если долго не двигаться, голова
закружится, и в пропасть сорвешься!
И постепенно за это их упорство, за умение не стоять на
месте, за то, что в пропасть не сорвались, Варя стала их уважать.
Она стала их уважать и все простила – равнодушие,
черствость, невозможность женить их на себе и хорошенько ими попользоваться!..
Она простила им их виски по пятницам на работе, иногда до поросячьего визга, их
любовниц, их одержимую требовательность, несдержанность и швыряние в стену
документов, если что-то вдруг не понравилось!
Швырял Разлогов, конечно, а Волошин никогда.
Она захотела… «соответствовать». Жесткое расписание на день,
оценка собственной эффективности – да-да! – дорогие очки, белое пальто и только
вперед!
Мама ничего этого не понимала. Маме не нравилось, что дочь
день и ночь торчит на работе, и еще по выходным, а бывает, и по праздникам!
Тети, дядья и двоюродные во время семейных застолий смотрели
на нее странно, а она хватала телефон после первого же звонка и мчалась на
работу – только там ей было интересно, только там она чувствовала себя на
месте.
А потом Разлогов умер. Просто взял и умер.
Варе вдруг стало нечем дышать, она зашарила рукой по обивке,
нащупала ручку, дернула и почти вывалилась наружу.
– Ты куда?! Я тебе велел сидеть, не дергаться!
Про Вадима она совсем забыла.
– Что-то меня… тошнит.
– С голодухи тебя тошнит! Тут дождина льет! Лезь обратно,
только тихо, видишь, она на домкрате у меня!
Варя помотала головой – не полезет она обратно!
– Лезь, говорю! Пальто изгваздаешь! Догадалась тоже в нашем
климате такое пальто купить!
Он же не знал, что это не пальто, а вызов!..
Очки запорошило дождем, и узкая и пустая улочка «тихого
центра» виделась смутно, как вдруг из-за поворота ударил свет фар, и Варя
зажмурилась.
– Придурок, мать твою!
Вадим проворно, как заяц, метнулся за капот, и мимо них в
облаке дождевой пыли пролетел черный автомобиль.
Они проводили его глазами.
Автомобиль затормозил перед шлагбаумом, стал как вкопанный,
ткнулся рылом почти в полосатую шлагбаумную руку. Шлагбаум немного подумал и
поднялся, пропуская машину на стоянку. Машина была знакомой. Собственно, они
точно знали, чья она. Они посмотрели ей вслед, а потом друг на друга.
– Чего это его принесло среди ночи? Ты же ему вроде звонила,
и он сказал – до завтра?
– Не знаю. – Варя сняла залитые дождем очки и сунула их в
карман пальто.
Они помолчали и опять посмотрели друг на друга.
– Может, мне вернуться? – нерешительно спросила Варя сама у
себя. – Или позвонить ему?..
– Да что ты придумываешь?! – взвился Вадим. – Тебе домой
чего, совсем не надо?! Не наработалась за день?! Прямо рвение у тебя какое-то
открылось!
– Зачем он приехал? – не слушая его, продолжала Варя
задумчиво. – Ночь же! И мне он сказал, что с бумагами ничего не будет, да и
бумаги-то, на самом деле…
– Чего ты там бормочешь?!
В кармане светлого Вариного пальто затрезвонил мобильный
телефон, и, совершенно уверенная, что звонит измученная ожиданием мама, Варя
выхватила трубку. Даже не взглянула.
– Да, мамочка! Я уже совсем, совсем скоро!
– Мне известно, что вы убили Владимира Разлогова, – сказал
ей в ухо равнодушный голос. – Известно, за что и каким способом.
