Дэн Столетов потянул с шеи шарф.
– Где вы его?..
Друг Сапогов шевельнул губами беззвучно.
– Откуда оно?..
– Оно всегда было у меня.
– То есть это вы его украли?!
– Мне его подарил мой муж, Владимир Разлогов, – отчеканила
Глафира и спрятала руку в перчатку. Парни проводили камень глазами. – Нам надо
поговорить!
– Так, хорошо, – быстро и серьезно сказал Дэн Столетов, –
поговорить. Только мы правда сейчас не можем. Мы на съемку едем, опаздываем
уже! Если только после… Но она может затянуться, съемка-то!
– Уходящую натуру снимать всегда долго, – подхватил друг Сапогов.
– Какую… уходящую натуру? – не поняла Глафира.
– Мастодонтов, – и Дэн Столетов махнул рукой. – Ну великих!
Вы что, не понимаете?
– Нет, – призналась Глафира.
– Что тут непонятного? Великих, – и Дэн Столетов опять
сделал некое движение рукой. – Не нынешних, а настоящих! Ну вот, Татьяну
Доронину, к примеру. Эльдара Рязанова. Караченцова. Людмилу Гурченко. Знаете
таких?
Глафира призналась, что знает.
– Ну это все великие. Снимать их всегда долго. Интервью
брать тоже тяжело! Они за свою жизнь столько интервью дали, что… – тут Дэн
закатил глаза. – А пресс-секретари у них такие вредные бывают, ужас. И то
нельзя, и другое нельзя!.. Но это все неважно, потому что когда великий
соглашается, ну в принципе на интервью соглашается, у всей редакции праздник!
Потому что если великий отказывается, тогда весь журнал приходится верстать из
помощника депутата Окуприенко по вопросам экологии и детского творчества и из Олеси
Светозаровой, чтоб ей!..
– А сегодня вы кого снимаете?
– Даниила Красавина, – встрял друг Сапогов, – режиссера. И
ехать, блин, не на чем!..
– Красавина?! – почти завизжала Глафира. Прохожий оглянулся
на нее, споткнулся и чуть не упал. – Режиссера?! Того самого?!
– Того, – озабоченно признался Дэн Столетов. – И опаздываем
мы как сволочи последние!.. Ну то есть сильно опаздываем, извините.
Глафира быстро соображала.
– А давайте я вас подвезу, – предложила она, – я на машине!
Парни уставились на нее.
– Да-да! Вы закончите вашу съемку, а потом мы поговорим.
– Да это долгая песня, съемка-то!
– Ну и ничего! Я с вами пойду. Вы скажете, что я, – она
подумала секунду, – что я корреспондент отдела культуры. – Парни смотрели на
нее во все глаза. – Вы не пугайтесь, я образованная! Работаю на филфаке, изучаю
вагантов. Ну и так по мелочи знаю кое-что. Я вас не подведу.
– Ну да мы не боимся, – сказал друг Сапогов как-то
неуверенно. – Только это долго все будет!
– Очень хорошо, – поспешно выпалила Глафира, – если хотите,
я вас потом еще по домам развезу, хотя у меня там собака не кормлена. Услуга за
услугу. Я вас везу, а вы со мной разговариваете! И еще я возьму автограф у
самого Красавина, великого и могучего режиссера!
Парни опять переглянулись, и Дэн Столетов спросил осторожно:
– Ну а чего такого он снял-то?
– Он все снял, – объявила Глафира. – Абсолютно все! Пошли,
вон моя машина.
Разлоговский джип произвел на них гораздо более глубокое
впечатление, чем предстоящее интервью с Даниилом Красавиным. У них стали
торжественно-счастливые и одновременно вдумчиво-печальные лица.
…Должно быть, с начала времен у всех мужчин на свете
делаются такие лица, когда они смотрят на породистых скакунов, мощных, как
аравийский ураган, стремительных, как полет стрижа над синей водой, и быстрых,
как стрела арабского лучника!..
– Это такая… ваша машина, да?
– Да, да! Лезьте! Только там сзади на сиденье плед валяется,
вы его скиньте на пол, это собачий!
Дэн уселся на переднее кресло, осмотрелся, как будто попал в
незнакомое, но шикарное место, и оглянулся на друга Сапогова, в распоряжении
которого оказался весь задний диван вместе с собачьим пледом.
– Обалдеть.
– Я в таком ни разу не сидел.
– Куда едем? – Глафира захлопнула за собой дверь и вытянула
ремень безопасности. – И вы пристегнитесь, пожалуйста, Денис!
Пристегиваться – всегда и везде – ее приучил Разлогов. Он
говорил, что это секундная манипуляция и приучить себя к ней ничего не стоит.
Жизнь дороже любой секундной манипуляции, считал Разлогов. И был прав.
– А это «Лендровер-Вог», да?
– Да. Куда едем?
– А их на платформе «БМВ» собирают, да?
– Ты что, уж сто лет как на фордовской!
– На какой фордовской! Ты посмотри на консоль, чистый
«бэха»!
– Парни! – громко сказала Глафира и осторожно, как бы по
очереди переступая колесами, съехала с бордюра. – Едем мы куда?..
– А?! – Дэн Столетов взглянул на нее, глаза у него сияли,
как у маленького. – Да тут близко, только неудобно очень! На Бронную. Дом семь.
Слышь, Сапогов, дом семь, да?
– Семнадцать.
– Ну вот, я и говорю, семнадцать!
– Малая или Большая? – спросила Глафира.
– Здоровенная! – восхищенно сказал Сапогов. – Ух,
здоровенная машина! Снаружи тоже, конечно, видно, что большая, но внутри!.. Как
самолет!
Глафира выкрутила руль и вздохнула. Разлогов, в общем и
целом к машинам равнодушный, эту тоже любил, разговаривал с ней, хвалил, пенял.
Впрочем, не «с ней», а «с ним». Это была машина-мальчик. Как же ты не видишь,
говорил он Глафире, когда она спрашивала, почему мальчик, а не девочка. Какая
девочка! Это уж точно мальчик!
Добравшись до Бронной, оказавшейся Малой, дом семнадцать,
они шикарно поставили «мальчика» во дворе, ибо у дома имелись привратник и
шлагбаум, которым привратник распоряжался. После звонка Даниилу Арсеньевичу их
пустили в заветный двор, иначе размеры разлоговского «мальчика» сыграли бы с ними
злую шутку – встать было негде не то что джипу, напоминавшему размерами
самолет, но и велосипеду. Ну негде ставить машины в Москве, негде, и точка! И
вообще земли в России даже людям не хватает, что там говорить о машинах! Вот в
Японии, говорят, всем хватает, хотя, по слухам, она маленькая совсем,
Япония-то! Но как-то там все по-другому складывается! Короче, если б не
дяденька со шлагбаумом, кататься бы им по тесным, густо и беспорядочно
уставленным машинами улицам до завтра, ей-богу!
