– Варюш, ну ключи-то наверняка схожи!
– Конечно, – быстро согласилась Варя и потерла лоб. –
Конечно, схожи!
– Вот они и перепутались! – Отец поднялся было с табуретки,
но плюхнулся обратно, видимо решив сидеть до последнего, то есть до мамы
соблюдать нелепую конспирацию. – Этот твой Волошин небось как-нибудь случайно
перепутал.
– Случайно, – пробормотала Варя, – случайно…
– Ну конечно! Он наверняка ездил к Разлогову на дачу, то
есть к его вдове, забрать из того, дачного, сейфа документы. Ключ с работы
оставил там, а с дачи привез, вот он и не подходит.
– Пап, – задумчиво сказала Варя, – может, ты и прав,
конечно, но мы сейф уже больше недели открыть не можем, и Марк Анатольевич
говорит, что не знает, почему сейф не открывается…
– Да он забыл давно, твой Марк Анатольевич! – непочтительно
фыркнул отец. – И что на дачу ездил, и что в сейф там лазал! У него замок не
открывается, и все дела! А ты целую историю развела! Да ему просто в голову не
приходит, что он эти ключи как-то случайно поменял!..
– А зачем он тогда ночью на работу приезжал?
– Да мало ли зачем! Паспорт позабыл, а его милиция
остановила.
– Ну па-па!
– Вот что, Варя, – сказал он отцовским голосом, – ты больше
ничего не придумывай, не мечись и мерехлюндии не разводи, поняла? А про второй
сейф ему напомнить вполне возможно. Скажи к слову – уж не тот ли у нас ключ
оказался, что дачный сейф открывает? Он к вдове съездит, поменяет обратно, и
вся недолга!
Варя помолчала. Все это было очень просто и очень логично.
Слишком просто и слишком логично.
– Но ведь кто-то мне позвонил, – проговорила она задумчиво и
взглянула на отца, – и сказал, что Разлогова убили!
– Час от часу не легче! – Отец в волнении поднялся со своей
конспиративной табуретки и задвинул ее под стол. Пятно зияло посреди
желтенького линолеума, лезло в глаза нахально. – Да что там у вас
происходит-то?! Еще убийства нам не хватает! Он же сам по себе умер, Разлогов
этот!
– Ну да. А потом мне позвонили и сказали, что его убили. В
ту самую ночь и позвонили, когда я сейф открыть не смогла.
– Варя! – вдруг громко и беспомощно закричал отец. – Ты мне
эти штучки брось!.. Детективов, понимаешь, насмотрелась!
Он вдруг побагровел и даже слегка хлопнул ладонью по столу.
Старательно собранные в кучку крошки разлетелись, рассыпались. Отец раздул
ноздри и придвинулся к изумленной и перепуганной хлопаньем по столу Варе.
– Пап, ты что?..
– Ничего! – закричал он в полный голос. – Ничего! Тебе все
хиханьки да хаханьки, а дело до убийства дошло!
– Пап, какие… хиханьки и хаханьки? Ты что, с ума сошел?
– Нет, это ты сошла! До чего договорилась! Убийство!
– Да мне правда по телефону позвонили и сказали…
– Увольняйся! – прогремел ее никогда не повышающий голос
отец. – Увольняйся немедленно! Чтобы завтра же заявление отнесла! Чтоб духу
твоего там не было! Чтоб я больше…
– Папа, папа, – забормотала Варя и схватила отца за руку. Он
вырвался. – Ты что?.. Может, валерьянки тебе накапать? Или вот… блинчика…
– Какого еще блинчика! Не надо мне никакого блинчика! А ты
что, не соображаешь совсем?! Тебе по телефону угрожают…
– Да никто мне не угрожал, папочка, миленький! Мне позвонили
и сказали, что Разлогов не сам умер, а его убили…
Тогда по телефону ей сказали не так, но как именно, говорить
отцу явно не следовало. Варя проворно накапала в стаканчик, из которого давеча
пила, валерьянки и протянула разошедшемуся отцу. Тот махнул валерьянку залпом,
как водку, выдохнул и утерся тыльной стороной ладони.
– Варвара, – начал он, – я тебе говорю, чтоб завтра же ноги
твоей не было на этой работе, слышишь?! Я тебе не разрешаю… нет, я запрещаю
туда ходить! Напиши заявление по собственному желанию, поняла?! Дома напишешь,
а мать отнесет!
– Пап, ты с ума, что ли, сошел? Может, еще валерьянки надо?
– Не надо! – гаркнул отец. – Там какие-то темные дела
творятся, а моя дочь, значит, в них замешана! Так, получается?! Ну ладно, ключи
пропали, ты их искала, по чужим столам шарила, а тут еще какое-то убийство! Ты
что, дурочка совсем? Не понимаешь ничего? Да если там у этих волков твоих какой
криминал, да начнут разбираться, да всех чохом под суд и отдадут! И тебя
первую!
– Никто не отдаст меня под суд, что ты говоришь…
– Я знаю, что говорю! Посадят, не приведи господь, за
пособничество…
– Папа! – закричала Варя.
– Или за сокрытие улик! Они, волки эти, наверняка тебе
какие-нибудь бумажки подсовывали, а ты их и прятала, в ящичек свой складывала!
Вот тебе и сокрытие!
– Папа, что ты несешь?!
– А я говорю, что ноги твоей там больше никогда не будет!
– А я говорю, что ты сошел с ума!
– Варвара!
– Папа!
Они замерли и посмотрели друг на друга – зареванная Варя и
отец, с которого пятнами сходила краснота.
Бедный, думала про отца Варя, бедный, бедный. Ничего он не
понимает, но изо всех сил хочет ее защитить. А меня не надо защищать – не от
кого!.. И – следуя железной женской логике – значит, никому я не нужна.
И она длинно и горестно вздохнула.
– Варюша, – тихим, нормальным, своим голосом заговорил отец
и выдернул из-под стола табуретку, но садиться не стал. Потянулся и достал
из-за телевизора сигареты. – Давай договоримся так. Ты завтра позвонишь своему
оставшемуся начальнику и скажешь, что заболела.
– Завтра воскресенье, пап. И я не заболела.
– Значит, в понедельник! – повысил голос отец. – И возьмешь
больничный. И выключишь мобильный телефон, если тебя будут искать.
– Никто не будет меня искать!
– Телефон все равно выключишь, – велел отец, – а там
посмотрим…
Варино сознание зацепилось за этот выключенный телефон, и
мысли опять замелькали и засуетились, как рыбки в садке, и Варя точно знала,
что должна немедленно, сию же секунду поймать одну из них, и никак не могла
сообразить, какую. Она знала только, что это очень важно, что это самое
главное, что она должна сделать, но у нее не получалось.
– Так что, Варюша…
– Папа, папа, – перебила Варя, напряженно следя за
рыбками-мыслями, – подожди…
