…Правда, девочка?..
Так с ним бывало в последнее время – он расслаблялся на
секунду, а потом снова весь подбирался, жесткий, неприступный и ощетиненный,
как кусок колючей проволоки.
– Стойте! – вдруг вскрикнула Варя и схватила его за рукав. –
Стойте, Марк Анатольевич!
– Я… стою.
Он не успел еще как следует принять вид куска колючей
проволоки, и Варя окончательно сбила его своим хватаньем за рукав. Он смотрел
на нее с любопытством, обычным искренним любопытством, как нормальный человек.
– Был еще один ключ! – выпалила Варя радостно. – Ну конечно!
Вспомните! Мы заказывали два сейфа фирмы «Крупп».
– Два, но не три же!
– И один дверной замок! Той же фирмы. То есть где-то есть
еще один желтый ключ с буквами «Крупп»! И я даже знаю, где он есть!
– Черт побери, – сказал Волошин весело. – Точно!
– Замок ставили у Разлогова в кабинете, на даче! Значит,
ключ этот на даче!
Волошин быстро соображал. Как он мог забыть про кабинетный
ключ?! Ведь он действительно был, и той же фирмы, а они все, эти ключи, похожи
как две капли воды?! И Разлогов действительно держал дверь в кабинет запертой
на ключ, потому что его собака повадилась заходить и валяться на бумагах,
которые хозяин вечно расшвыривал где ни попадя! Однажды таким макаром
разлоговская собака прочитала научный труд по химии, переданный в «Эксимер» на
рецензию. Научный труд в министерство направил самородок из Саратова, а из
министерства переслали Разлогову, чтоб тот дал компетентное заключение, ну и
чтоб самим с самородком не связываться. Суть труда по химии заключалась в том,
что вода имеет молекулярную и атомную память, теория подкреплялась примерами из
русских народных сказок о «живой» воде, способной поднять на ноги мертвеца, и
«мертвой», способной свалить с ног хоть кого, даже Змея Горыныча. Предлагалось
выделить бюджетное финансирование – на научное исследование и создание
установки, генерирующей, с одной стороны, «живую», а с другой – «мертвую» воду.
По создании установки предполагалось установить полное мировое господство,
более ни рубля не тратить на военные нужды, а все высвободившиеся деньги
пустить на построение на Земле полного и окончательного коммунизма.
Разлогов прочитал труд самородка, написал на первой странице
заключение – «Наукообразный бред и мракобесие» – и швырнул труд в угол.
Разлоговская собака довела заключение до логического конца. Она явилась в
кабинет, обнаружила в углу труд, перелистала его и не нашла ничего лучшего, чем
часть изорвать в клочки, а часть изжевать до неузнаваемости.
Все бы ничего, но труд был «на контроле» в министерстве, и,
матерясь, хохоча и угрожая мастифу установкой с «мертвой» водой, Разлогов
полночи клеил труд скотчем, а потом копировал на ксероксе, чтоб повреждения
были не так заметны. Разлоговская собака сидела рядом, смотрела с интересом и
вроде бы даже сочувствовала, но с тех пор из доверия вышла. Кабинет Разлогов
стал запирать. Он был заперт всегда – Разлогов выходил и поворачивал ключ,
который из замка никогда не вынимался.
Выходит, Волошин перепутал все ключи?! Выходит, он открыл
запертую дверь в разлоговский кабинет, машинально сунул ключ от двери в карман,
где уже был ключ от офисного сейфа, потом открыл и закрыл кабинетный сейф, не
найдя там того, за чем он, собственно, приезжал на дачу. Он сильно нервничал,
все время прислушивался, трясся, как заяц, и ненавидел себя – эту ненависть он
помнил отлично, от нее даже во рту был дрянной вкус, как от дешевых сигарет! Значит,
он вышел, вставил ключ в замочную скважину двери – это он тоже помнил отлично,
– а потом… потом…
– Марк Анатольевич, что с вами? Вам плохо?
– Хорошо.
– Марк Анатольевич, может, воды принести?
– Ничего не нужно.
– Марк Анатольевич, может…
Волошин повернулся и размашистыми шагами ушел от нее
куда-то, Варя не поняла куда, как не поняла и того, что с ним могло
приключиться на ее глазах такого страшного, отчего он сначала побледнел, потом
позеленел, глаза у него как будто провалились, и нос вытянулся. Она
постояла-постояла возле громадного дивана, косясь на кожаную прямую спинку, на
которой лежал отсвет тусклого осеннего дня. И этот кожаный блеск раздражал и
пугал ее, словно рядом лежала огромная рептилия, Варя отошла от дивана, пожала
плечами и выглянула в коридор.
Никого.
– Марк Анатольевич! – Она прислушалась. – Я еще хотела
рассказать про телефон!
Некоторое время ничего не происходило, а потом Волошин
появился с другой стороны, не с той, куда она смотрела.
– Идите сюда.
– А?!
– Идите сюда.
И пропал из глаз. Варя кинулась на зов, споткнулась о
какую-то скамеечку, ушибла ногу, заскакала, шипя от боли, и очнулась еще в
одном сумеречном помещении, заставленном дубовыми шкафами. Только здесь в
шкафах были не книги, а тарелки, стоявшие как-то не по-людски. Нормальные
тарелки стоят нормально, стопочками, друг на друге, а тут они были выставлены…
лицом, как книги на выставочном стенде!
В помещении было очень холодно, и немудрено – окно
распахнуто, обе створки! Резко пахло каким-то лекарством. Волошин сидел за
столом, перед его носом стоял стакан и были рассыпаны крошечные белые
таблеточки.
– Извините, – буркнул Волошин. – Я не хотел вас пугать.
Варя посмотрела на него и перевела взгляд на таблеточки.
– Я не испугалась, – сказала она медленно. И еще посмотрела.
– У вас есть аппарат для измерения давления?
– Зачем?
– Я бы померила вам давление.
– Вы с ума сошли? – осведомился Волошин.
– У вас есть аппарат?
– Нет.
– Я сбегаю в аптеку, – решительно объявила Варя, – и куплю!
А вам бы лучше лечь, Марк Анатольевич!
– Послушайте, – начал Волошин, – что происходит? Какая
аптека?! Сядьте и расскажите мне, что вы там еще хотели?
– Нужно померить давление.
– Не нужно.
– Вы принимаете нитроглицерин, – сказала Варя обвиняющим
тоном и потыкала пальцем в крохотные таблеточки на столе, – зеленеете и чуть не
падаете в обморок, а давление померить нечем!
– Я не падаю в обморок!
– Я сейчас сбегаю, и все! Давайте я вас провожу на диван, и
вы полежите до моего прихода. Только вам придется дать мне денег. У меня всего
пятьсот рублей, а они дорогие, эти аппараты!..
