Варя от неожиданности чуть не выронила чашку, но ухватила,
поддержала ее под донышко и аккуратно пристроила на стол.
– Как же… наплевать, Марк Анатольевич?! Ведь получается, что
она не обманывала. Вы ошиблись, получается! И получается, что тот, кто украл у
Глафиры Сергеевны телефон, все правильно придумал! То есть он хотел, чтобы…
– Она, – поправил Волошин, прислушиваясь к своему сердцу,
которое кувыркалось и бултыхалось уж совсем не там, где ему положено.
– Что… она?
– Кинологу могла звонить только женщина, понимаете? Если все
это… инсценировка, значит, ее осуществила женщина. Ну подумайте сами! Вот у
нее, у этой Лены Степановой, звонит телефон. Номер определяется, и это номер
разлоговской жены. Потом телефон женским голосом говорит, что нужно забрать
собаку. Если бы говорил мужчина, это все не сработало бы! Разлогов позвонил бы
со своего телефона, да и его голос, я думаю, Лена знает, она общалась-то в
основном с ним!
– Точно, – просияла Варя, – точно! Вот и получается, что
Глафира Сергеевна не…
– Ничего не получается, Варя, – с досадой сказал Волошин и
поднялся. – Не знаю, что вы там себе нафантазировали, Варя, но смерть Разлогова
была выгодна единственному человеку. Его жене.
– Марк Анатольевич…
– Вот вам и Марк Анатольевич!
– Но у нее правда украли телефон! Я отлично помню, как
Разлогов ругался! – Она вдруг улыбнулась печально. – Он всегда так смешно ее
ругал! Как будто она… маленькая, а он взрослый. Он тогда говорил – я тебе в
следующий раз ключи от дома на шею повешу, чтоб ты еще их не потеряла! И
называл ее растрепой. А когда Вадима за новым телефоном посылал, велел ему
купить еще брелок покрупнее, чтоб можно было к телефону прицепить.
– Все-то вы помните.
– Все, – грустно призналась Варя. – Это для вас… ничего не
значит, Марк Анатольевич. А для меня вы и Разлогов, ну как боги… что ли, – тут
она перепугалась и уставилась на него. – То есть я совсем не то хотела сказать!
– Боги? – переспросил Волошин, стараясь быть ироничным и
отстраненным, по привычке. Но ирония и отстраненность никак не получались,
должно быть, потому, что сердце у него болело. – Какие мы боги, Варя?! Мы в
земных делах так запутались, что Разлогов погиб! И я без него не знаю, как
разобраться…
– Вот я и хочу помочь. Я как вспомнила про ключ и про
телефон, так сразу к вам и помчалась! А вам бы в больницу съездить, –
неожиданно закончила она, – вон вы какой… зеленый.
Волошин кивнул, как бы подтверждая, что он зеленый, подошел
к окну и подышал немного сыростью, автомобильной гарью и туманом.
– Что мы будем делать, Марк Анатольевич? – тихонько спросила
у него за плечом Варя, и он обернулся.
Она стояла очень близко, так что он почти ткнулся носом ей в
ухо.
Она отпрыгнула, и он вдруг рассердился. Что происходит?! То
она вдруг приезжает к нему домой, потом изъявляет немедленную готовность его
спасать посредством аппарата для измерения давления, потом объявляет ему, что
он бог, а теперь шарахается от его случайного движения!
– Мне нужно поговорить с Глафирой, – объявил Волошин. –
Видит бог, я этого не хотел, но придется.
Он немного подумал. На фоне распахнутого в осень окна он
выглядел совсем больным.
– Спасибо вам, Варя. Я не знаю, как объяснить украденный
телефон, но это важно.
– Конечно, важно, – согласилась Варя. – Это все меняет, по
крайней мере, в смысле Глафиры Сергеевны!
– Да бросьте. Она могла все заранее спланировать! И телефон
заранее потерять!
– Зачем? Если она сама звонила кинологу, то зачем ей было
городить такой огород? Не-ет, Марк Анатольевич, звонила не она! Тот, кто
звонил, как раз хотел, чтобы думали на Глафиру Сергеевну! И мы подумали.
Она второй раз сказала это самое «мы», и Волошин усмехнулся.
«Мы» – это кто? Ты и я?..
Но «нас» нет. «Мы» – это из другой жизни, девочка. Когда-то
были «мы» – я и Дашка. И еще Настя с нами!
Еще были «мы» – я и Разлогов. Теперь «нас» нет и больше
никогда не будет. Теперь я один. И я ни с чем не могу справиться!..
Волошин вдруг скривился от отвращения к себе и с шумом захлопнул
оконные створки.
– Марк Анатольевич, вы что, хотите прямо сейчас поехать к
Глафире Сергеевне?!
– А что такое?
– Да вам нельзя никуда ехать! Вам же плохо!
– Мне отлично.
– Нет, с этим не шутят! Как вы поедете?!
– На машине.
– Один?!
– Варя, спасибо вам за заботу, дальше я сам разберусь.
– Я поеду с вами. Сейчас вызову вашего водителя, и мы все
вместе поедем! Я вас провожу и подожду в машине.
– Варя!
– Что хотите делайте, – твердо сказала она, и он вдруг
подумал, что у нее, пожалуй, есть характер, – а одного вас я не отпущу.
– Не валяйте дурака. И с водителем я не поеду. Кроме того, у
нас уже есть один. Ваш кавалер. Вы собирались послать его в аптеку.
– Если вам удобнее с Вадимом…
– Варя, я поеду без всякого водителя!
Вдруг, как в молодости, он понял, что играет в игру, и
наслаждается этой игрой, и отдыхает, и радуется, что еще способен играть. А он
и забыл о том, что способен. Или не знал об этом. Тем более в последнее время
он был шпиц Дон Карлос! Одышливый шпиц – мизантроп!
Ему хотелось, чтобы игра продолжалась, она бы настаивала, а
он бы ломался, чувствуя, что все это неспроста, что зачем-то он ей
действительно нужен, и пока еще неясно зачем, но это так упоительно и ново –
чувствовать себя нужным девушке в очках с румяными щеками и короткими волосами!
Кого она мне напоминает? И почему эта похожесть меня пугает?
– Не хотите водителя, не надо, – утешающей скороговоркой,
словно разговаривала с малышом, сказала Варя, – вы, главное, не нервничайте,
Марк Анатольевич! Но я все равно с вами поеду. Как хотите, а поеду!
– Я не хочу, – уверил ее Волошин почти весело, и это была
неправда.
Она бесстрашно посмотрела ему в лицо.
– А как вы станете объяснять Глафире Сергеевне, что залезли
в домашний сейф Разлогова?
Волошин замер, и страх, и ненависть, и отчаяние, и
брезгливость вновь со всех сторон напали на него, безоружного.
