– Я все понимаю, – продолжала между тем его секретарша. – Вы
вернулись тогда среди ночи в офис, потому что испугались. Сильно. Я вам сказала,
что ключ не подходит, и вы поняли, что вы их перепутали, эти ключи! И я потом
много думала, Марк Анатольевич!
– Неужели? – холодно переспросил прежний, всегдашний
Волошин, не тот, который пять минут назад играл с ней в игру.
Варя сосредоточенно кивнула.
– Зачем вы поехали ночью на работу?! Только из-за того, что
какой-то там ключ не подходит?! Ну и бог бы с ним! Но вы ведь чего-то
испугались! Чего?
– И чего же?
– Вам нужно было осмотреть домашний сейф Разлогова и взять
оттуда что-то страшно важное. И сделать это так, чтобы не знала Глафира
Сергеевна, да? То есть никто не должен был знать, что вы были в его доме и
открывали его сейф. Но вы перепутали ключи! Все три! И теперь нам нужно как-то
вернуть все обратно. То есть поменять их опять и сделать это так, чтобы никто
не заметил. Чтобы Глафира Сергеевна не заметила.
Варя облизнула губы и глотнула из кружки остывшего чаю. А
может, это была валерьянка?
– В одиночку вы этого сделать никак не сможете, – заключила
она и еще глотнула. – Глафира Сергеевна моментально обо всем догадается. А я
могу вам помочь.
– Вы?!
– Конечно, – убежденно сказала Варя. – Во-первых, мне не
надо ничего объяснять, я уже обо всем догадалась. Во-вторых, я могу ее отвлечь,
а вы опять поменяете все ключи. Вы не сможете одновременно и менять, и
отвлекать! Вам нужен… помощник.
Она чуть было не сказала «сообщник».
– Хорошо, – выговорил Волошин, рассматривая ее, – ну
допустим. Но зачем это вам, Варя? К вашей жизни это не имеет никакого
отношения!
– Ошибаетесь. – Она подошла к окну, зачем-то распахнула его,
а потом закрыла, с усилием повернув ручку. – Я давно живу одной жизнью с вами,
Марк Анатольевич. Ну и с Разлоговым, конечно. У меня своей-то и нет никакой!
Вам, конечно, неважно, но для меня это главное.
– Я для вас главное?!
Она кивнула. Он подождал, пока она добавит: «Ну и Разлогов»,
но она не добавила.
– Хорошо, – глупо повторил он, – хорошо! И вам наплевать,
что именно я пытался утащить у Разлогова из сейфа?!
– Нет, мне любопытно, конечно, но…
– А если это я его убил? Вам же звонил кто-то и сказал, что
Разлогова убили!
– Вы не могли его убить.
– Почему вы так… уверены? Или вы считаете меня благородным?
Он ожидал какой-нибудь сентиментальной девичьей чепухи,
вроде того, что друг не может убить друга, что он, Волошин, по мнению Вари, на
преступление в принципе не способен, и она, Варя, отлично разбирается в
психологии злодеев, и Волошин уж точно не злодей! Он даже скривился
презрительно, заранее отметая всю эту чепуху, и тут она сказала:
– В тот день Разлогов уехал первый. Вы всегда уезжаете по
очереди! То есть уезжали. И у меня в расписании, ну в компьютере, все отмечено,
Марк Анатольевич! Вы, конечно, об этом тоже не знаете, но у нас так заведено.
Например, первого Разлогов уехал в девятнадцать ноль-ноль, а Волошин в двадцать
один тридцать. А второго все наоборот. В день, когда Разлогова… когда Разлогов…
умер, именно вы задержались в офисе. Вы уехали уже после десяти. У меня
отмечено.
– Позвольте, – пробормотал Волошин, – вы что? Проводили
расследование?!
– Немножко, – сморщив нос, подтвердила Варя, – после того как
стала вас подозревать. А подозревать я вас стала после того звонка. А я… никак…
Короче говоря, я не могла это так оставить! Мне важно было знать! У меня никого
нет, кроме родителей и вас, Марк Анатольевич. И еще Разлогова. Должно быть, это
очень смешно, но…
– Не смешно, – перебил Волошин, – совсем не смешно! – Он
немного подумал и спросил осторожно: – А вы всегда сидите на работе, когда мы
задерживаемся?..
– Всегда.
– Каждый день?!
– Да.
– Зачем?! – гавкнул шпиц Дон Карлос, мизантроп.
– Как зачем?! – искренне удивилась девушка Варя, пугаясь
гавканья шпица. – А вдруг вам что-нибудь понадобится?! Кофе, сигареты, в Пермь
позвонить?! А меня нет. Я могу быть вам полезной.
– То есть вы каждый день сидите на работе до позднего
вечера?!
Она вдруг насупилась.
– А что вас так удивляет? Я хочу работать и работаю хорошо,
Марк Анатольевич!
– А почему я вас… – он хотел сказать, что никогда не замечал
ее по вечерам на работе, и осекся, но она поняла.
– Да вы меня вообще никогда не замечали, – махнула она
рукой, – я для вас… мебель. Ну просто удобство, но не человек, это точно. И
потом, когда мы по вечерам сидим, я всегда верхний свет выключаю, оставляю
только настольную лампу. И вы просто мимо проходите. Мало ли, кто там сидит!
Может, охранник или сторож. А это не сторож и не охранник, это я сижу! – Она
взяла со стола чашку и стала осторожно мыть под краном. – И в тот вечер вы ушли
очень поздно, Марк Анатольевич. Я это точно знаю.
– А может, я уехал и вернулся! – неизвестно зачем сказал
Волошин. – Обеспечивал себе алиби. Вы же не сидите на стуле как привязанная! Вы
могли и не заметить.
– У меня кресло, а не стул, – тоже неизвестно зачем
поправила его она, – и вы никуда не уезжали. Вам звонила из Америки ваша жена,
и я вас соединяла. – Варя мельком глянула на него. – Она всегда звонит на
рабочий телефон и всегда по вечерам. Ну с тех пор как… уехала. И вы
разговаривали очень долго, минут сорок, а может, и больше. Даже если после
этого вы сразу кинулись убивать Разлогова, то все равно не успели бы. Никак.
– Мы обсуждали условия развода, – сказал Волошин и встал, –
мы теперь все время обсуждаем условия развода и условия содержания нашей общей
дочери! Как вы думаете, может, стоит обратиться в программу «Пусть говорят» и
рассказать всем, что моя жена тайно вывезла мою дочь за границу? А моего друга
убили во время нашего разговора? А документы в то же время пропали?
– Какие документы, Марк Анатольевич?
– Я вам не скажу. Где ваша куртка? Надевайте, поехали!
Глафира проворно чистила картошку, нож мелькал, и шкурки
падали в раковину тоненькими полосочками. На грязном, мокром и красном пальце
сиял бриллиантовый мяч в пасти веселого бегемота. Дэн Столетов не мог оторвать
от бегемота глаз. Или от пальцев?..
– А?..
– Ба! Картошку какую хочешь?
