– А я ничего не слышу. Как это может быть?
– Я думал, что в понедельник должен тебя уволить, –
признался Волошин неизвестно зачем. Он думал об этом давным-давно.
Она зевнула.
– Увольняй.
– Как?! Тебе все равно?
– Ничего мне не все равно, Марк. Но если ты решил меня
уволить, то ведь все равно уволишь.
– Это неправильный ответ, – вдруг вспылил Волошин, – ты
должна меня уговаривать! Умолять и все в таком роде. Ты что, хочешь уйти?
– Нет. Но ты все равно можешь меня уволить, а я, конечно,
могу тебя умолять, если тебе хочется! – Тут она как-то подвинулась, так что ее
губы оказались возле самого его уха. – Я могу начать умолять тебя прямо сейчас.
Или тебе нужен перерыв?
– Никакой перерыв мне не нужен, – с трудом сообразив, о чем
она спрашивает, выговорил Волошин. – Можешь начинать.
Утро понедельника наступило, и пошел снег густой-густой,
словно пенное море колыхалось над капотом разлоговского джипа. «Дворники»
мотались у Глафиры перед носом, но все равно было почти ничего не видно.
Все воскресенье Глафира боялась, что это утро наступит,
боялась и… ждала его. Она чувствовала, что именно в это утро изменится вся ее
жизнь.
– Как ты считаешь, сюда?..
Дэн Столетов, который выражал самое горячее желание поехать
с ней, теперь притих и сгорбился, предстоящее дело его как будто пугало.
– Я не знаю.
– Наверное, сюда, а куда еще?..
– Может, спросим?
Глафира выкрутила руль и стала осторожно спускаться по
длинной и узкой улочке вниз.
– Я не хочу спрашивать, Дэн. Представляешь, какой мы сейчас
с тобой тут переполох наделаем! Городок маленький, а мы еще на такой машине
приперлись! Как это я не догадалась…
– Чего?
– Взять чего-нибудь поменьше.
– А что у тебя есть поменьше?
Глафира глянула в его сторону и вдруг улыбнулась.
– Разлоговский представительский «Мерседес». К нему
прилагается водитель.
Дэн фыркнул:
– Вот был бы номер.
– Я боюсь, – призналась Глафира. – Ужасно.
– Смотри, вот, наверное! Чего там написано, на вывеске?
– Я не вижу, Дэн.
Перегнувшись, они смотрели через стекло и синхронно шевелили
губами. Снег все валил.
– Ну все правильно. Муниципальный детский дом, город Углич.
Приехали.
Глафира приткнула джип к тротуару и принялась старательно
застегивать куртку. Застегнув куртку, она намотала на шею свой знаменитый шарф,
посмотрелась в зеркало, достала сумку и стала в ней рыться.
Дэн Столетов стоял на улице и смотрел на нее. Потом обошел
машину, распахнул водительскую дверь. Глафира чуть не вывалилась.
– Вылезай, – сказал он и за рукав потянул ее из машины. –
Тебе осталось совсем чуть-чуть. Не трусь.
– Я боюсь, Дэн.
– Я знаю.
– А что мы будем делать, если нас выгонят?
– Нас не выгонят. Ты звонила и разговаривала с директрисой!
При мне. У нее какое-то странное имя.
– Наталина, – сказала Глафира, и зубы у нее стукнули. –
Ничего не странное, просто польское имя. Должно быть, она… «полячка младая»!
– Значит, нас не выгонят, – резонно заключил Дэн. – Вылезай,
а?..
Она кое-как выбралась из джипа, поскользнулась, чуть не
упала. Дэн ее поддержал.
Снег все валил.
«Разлогов, – подумала Глафира, – что ты со мной сделал? Я
больше не могу. Я больше не хочу. Я хочу в свою прежнюю жизнь, которая казалась
мне ужасной, с собакой Димкой, пледом и сочинениями А.Н. Островского!..
Или все-таки не хочу?.. Или все-таки «только вперед»!»
Дом был довольно большой, устойчивый, с широким крыльцом под
двускатным козырьком. Возле крыльца стоял снегокат на веревочке и еще почему-то
велосипед с заржавленным звонком на погнутом руле. В окнах второго этажа мирно
цвели герани, и откуда-то изнутри вдруг грянуло расстроенное пианино и
нестройный хор затянул «В лесу родилась елочка».
– Ну? Так и будем стоять?
Глафира в этот момент почти ненавидела Дэна Столетова,
который самозабвенно и деятельно помогал ей в последнее время. Если бы не он и
не его тетя Оля, никого бы она не нашла!
Дверь в дом вдруг распахнулась, выскочила девчонка в джинсах
и шубейке. На голове у нее была шапка с помпоном, а в руках болтался огромный
черный кот.
– Здрасти!
– Привет.
Девчонка скатилась с крыльца, перебежала через двор и
вывалила кота в снег.
– Татьяна Павловна сказала, – издалека объяснила она. – А то
он уж больно пыльный! А вы к нам?
Кот выбрался на чисто выметенную дорожку, недовольно потряс
хвостом и пошел обратно на крыльцо.
– Мы к вам. К Наталине Теодоровне.
– А вы откуда? Из Москвы, что ли? Она сказала, что из
журнала едут! Это вы из журнала?
– Мы, – признался Дэн Столетов.
– Ой, а у нас в прошлом году Маша Галкина была! – сообщила
девчонка с таким восторгом, как будто сообщала о том, что в прошлом году в
угличском детском доме давала концерт Мадонна.
Глафира и Дэн переглянулись.
– А кто такая Маша Галкина? – осторожно поинтересовался Дэн,
поднимаясь следом за девчонкой на крыльцо.
– Ой, а вы не знаете?! Маша Галкина, наша выпускница! Она
тоже теперь в журнале работает! Она раньше в университете училась, я вам сейчас
ее фотографию покажу, она у нас там, где «Наши лучшие выпускники»! – Девчонка
придержала перед Дэном дверь, но галантный Дэн дверь перехватил и пропустил ее
вперед. Девчонка вошла с царственным достоинством.
В холодных сенях были наставлены лыжи и навалены палки, пахло
скипидаром и лыжной мазью.
– Мы сегодня все зимнее достаем, – объяснила девчонка, –
Наталина сказала, раз снег пошел, значит, пришла коренная зима! Вот мы и
достаем лыжи, там, санки. У нас снегокатов целых четыре! И в окна теперь не
дует, нам летом все окна поменяли. Наталина какого-то дядьку богатого
уговорила, и он денег дал на окна. А вы обедать будете?
